Александр Иванович Герцен
СКУКИ РАДИ
I
Я сел в вагон в самом скверном расположении духа, - ехать в путь,
когда не хочется, скучно; ехать на лечение - еще скучнее... но чувствовать
себя ко всему этому совершенно здоровым... этого и выразить нельзя...
Быть не в духе, скучать, капризничать можно, когда кто-нибудь этим
огорчается, занимается, когда кто-нибудь развлекает, а сидеть в вагоне и
знать, что никому дела нет до этого, что никто не обращает внимания, это
выше сил человеческих.
Я попробовал придраться к соседу за то, что у него дорожный мешок
велик, и нарочно сказал ему: "Ваш чемодан мне мешает". Дурак извинился и
переложил с кротостью мешок на другое место.
Поэты говорят, что вынести они могут многое, но что им надобно пропеть
свое горе... Пропеть кому-нибудь - петь без уха слушающего так же трудно,
как легко петь без голоса... Уха-то, уха пригодного у меня недоставало.
"Впрочем, - подумал я, - поэты для большего удобства поют чернилами, а я
буду капризничать карандашом..." Затем я вынул из кармана только что
купленный "Memorandum" и еще раз окинул взглядом соседей. Их было четверо -
четыре в четырех углах. Когда это они успели забиться, сейчас нас спустили
из salle d'attente [зала ожидания (фр.)]. Что за безобразные рожи| Надобво
правду сказать, род человеческий некрасив. Через две станции трое вышли, и,
едва я успел броситься в угол, вз-ошли трое других, еще хуже, - так и
видно, что череп им жмет мозг, как узкий сапог, что мысль их похожа на
китайские ножки, на которых ходить нельзя, - слаба, мала, тесна... А жиру
вволю. Средний класс во Франции очень потолстел за последние двадцать лет.
Впрочем, на каком же основании ждал я Аполлонов Бельведерских в
случайном наплыве, который зачерпывала железная дорога chemin faisant
[попутно (фр.)], почти не останавливаясь.
Красота вообще редкость; есть целые народы из меньших братии, у
которых никакой нет красоты, например, обезьяны с своими ирландскими
челюстями, молодыми морщинами и выдавшимися зубами, лягушки с глазами
навыкате и ртом до ушей... Да и часто ли встречается красивая лошадь,
собака? Одна природа постоянно красива, потому что мы на нее смотрим
издали, с благородной дистанции; к тому же она нам посторонняя, и мы с ней
не ведем никаких счетов, не имеем никаких личностей, смотрим на нее как
чужие и просто не видим тех безобразий, которые нам бросаются в глаза в
человеческих лицах и даже в звериных, имеющих с нашими родственное
сходство. А присмотришься к лицам и, при всем их безобразии,
не
отвернешься. Лицо - послужной список, в котором все отмечено, паспорт, на
котором визы остаются. И как это все умещается между темем и подбородком,
все, с малейшими подробностями, иескромностями и обличениями, все вываяно
бедными средствами мышц, жира, оболочек и костей! Недаром мне Фан-Муйден
говорил: "Чем больше я рисую, тем больше меня занимают лица, одни лица,
головы, физиономии; что за неисчерпаемое богатство оттенков выражений" - "и
невольных исповедей", - прибавил я.
Решительно, я слишком строго осудил тесные лбы, теснящие черепа,
толстые носы, глупые глаза, ненужные усы, - все оттого, что был не в духе.
Очень много уже бед было со мной еще
до вагона. Перед самым отъездом
оторвалась пряжка у чемодана. Господи, как смешно, беспомощно стоит наш
брат перед такой бедой... Если б нас между Расином и Шиллером немного учили
шилу да игле, взял бы да починил, а тут комическое отчаяние и мрачные
рассуждения. Только что я успокоился на том, что без пряжки можно
обойтиться, стоит запереть чемодан, - ключ пропал! Сейчас был здесь, вот на
этом столе, как теперь вижу; перерываю, перебрасываю все - ключа нет, и я,
утомившись, сел на стул, самоотверженно скрестив руки на груди. Рази, мол,
судьба, если еще есть стрела.
Какое счастье было в старые годы, когда при ремне, при ключе состоял
камердинер, и на нем можно было взыскать, аачем перегорел ремень и зачем
сам потерял ключ. Ничего не может быть вреднее для здоровья, как именно то,
что нельзя выместить на комнибудь беду, - поди тут и берегись.
Лонже, знаменитый физиолог, Лонже de l'lnstitut, его авторитета не
отведет никто, раз подымался со мной в Монпелье, по улице, идущей вверх от
Медицинской школы.
- Куда вы торопитесь? - сказал он мне, останавливаясь. - Не у всех
Стр.1