Советник отвечал ему: "Тысячи"; например, авктор прямо говорит, что у жены
директора гимназии бальное платье брусничного цвета, - ну разве не так? <...> - Где он видел у меня
платье брусничного цвета? <...> Раздосадованный советник бросил дело, - а будь у директорши в самом деле
платье брусничного цвета да напиши советник, так в те прекрасные времена
брусничный цвет наделал бы мне, наверное, больше вреда, чем брусничный сок
Лариных мог повредить Онегину. <...> Алексей Абрамович стояя аа балконе; он еще не мог
прийти в себя после двухчасового послеобеденного сна; глаза его лениво
раскрывались, я он время от времени зевал. <...> Вошел слуга с каким-то докладом;
но Алексей Абрамович не считал нужным его заметить, а слуга не смел
потревожить барина. <...> Так прошло минуты две-три, по окончании которых Алексей
Абрамович спросил:
- Что ты? <...> Алексей Абрамович помолчал, потом, грозно взглянув
на
казачка,
заметил:
- Что у тебя, у дурака, мука во рту, что ли? <...> Глафира Львовна почивала на мягком турецком
диване. <...> Глафира Львовна была всем довольна и, слушая, выпила
полграфина квасу. <...> Миша успел
ему рассказать, что у него есть сестра, что у них живет мадам да еще
какая-то Любонька. <...> - Мне очень приятно, - сказала Глафира Львовна, прищуривая немного
глаза и с некоторой ужимкой, когда-то ей удававшейся. <...> - Le pauvre, il est a plaindre [Бедняжка, он достоин
жалости
(фр.)], - заметила Глафира Львовна, кусак жирные губки свои. <...> Глафире Львовне в нервого взгляда понравился молодой человек; на это
было много причин: во-первых, Дмитрий Яковлевич с своими большими голубыми
главами был интересен; во-вторых, Глафира Львовна, кроме мужа, лакеев,
кучеров да старика доктора, редке видала мужчин,
особенно
молодых,
интересных, - а она, как мы после узнаем, любила, по старой памяти,
платонические мечтания; в-третьих, женщины в некоторых детах смотрят на
юношу с тем непонятно влекущим чувством, с которым обыкновенно мужчины
смотрят на девушек. <...> У дверей
стоял казачок, подававший Алексею Абрамовичу <...>
Кто_виноват.pdf
Александр Иванович Герцен
КТО ВИНОВАТ?
РОМАН В ДВУХ ЧАСТЯХ
Наталье Александровне Герце" в знак глубокой симпатии - от писавшего.
Москва. 1848.
А случай сей за неоткрытием виновных предать воле божией, дело те,
почислив решенным, сдать в архив.
Протокол
"Кто виноват?" была первая повесть, которую я напечатал. Я начал ее во
время моей новгородской ссылки (в 1841) и окончил гораздо позже в Москве.
Правда, еще прежде я делал опыты писать что-то вроде повестей; но одна
из них не написана, а другая - не повесть. В первое время моего переезда из
Вятки в Владимир мне хотелось повестью смягчить укоряющее воспоминание,
примириться с собою и забросать цветами один женский образ, чтоб на нем не
было видно слез ["Былое и думы". - "Полярная звезда", III, с. 95 - 98.
(Примеч. А. И. Герцена.)].
Разумеется, что я не сладил с своей задачей, и в моей неоконченной
повести было бездна натянутого и, может, две-три порядочные страницы. Один
из друзей моих впоследствии стращал меня, говоря: "Если ты не напишешь
новой статьи, - я напечатаю твою повесть, она у мепя!" По счастью, он не
исполнил своей угрозы.
В конце 1840 были напечатаны в "Отечественных записках" отрывки из
"Записок одного молодого человека", - "Город Малинов и малиновцы" нравились
многим; что касается до остального, в них заметно сильное влияние
гейневских "Reisebilder" ["Путевых картин" (нем.)].
Зато "Малинов" чуть не навлек мне бед.
Один вятский советник хотел жаловаться министру внутренних дел и
просить начальственной защиты, говоря, что лица чиновников в г. Малинове до
того похожи на почтенных сослуживцев его, что от этого может пострадать
уважение к ним от подчиненных. Один из
моих вятских знакомых спрашивдл,
какие у него докаэательства на то, что малиновцы - пашквиль на вятичей.
Советник отвечал ему: "Тысячи"; например, авктор прямо говорит, что у жены
директора гимназии бальное платье брусничного цвета, - ну разве не так?"
Это дошло до директорши, - та взбесилась, да не на меня, а на советника.
"Что он, слеп или из ума шутит? - говорила она. - Где он видел у меня
платье брусничного цвета? У меня, действительно, было темное платье, но
цвету пансэ". Этот оттенок в колорите сделал мне истинную услугу.
Раздосадованный советник бросил дело, - а будь у директорши в самом деле
платье брусничного цвета да напиши советник, так в те прекрасные времена
брусничный цвет наделал бы мне, наверное, больше вреда, чем брусничный сок
Лариных мог повредить Онегину.
Успех "Малинова" заставил меня приняться за "Кто виноват?".
Первую часть повести я привез из Новгорода в Москву.
Она не
понравилась московским друзьям, и я бросил ее. Несколько лет спустя мнение
об ней изменилось, но я и не думал ни печатать, ни продолжать ее. Белинский
взял у меня как-то потом рукопись, - и с своей способностью увлекаться он,
совсем напротив, переценил повесть в сто раз больше ее достоинства и писал
ко мне; "Если бы я не ценил в тебе человека, так же много или еще и больше,
нежели писателя, я, как Потемкин Фонвизину после представления "Бригадира",
сказал бы тебе: "Умри, Герцен!" Но Потемкин ошибся, Фонвизин не умер и
потому написал "Недоросля". Я не хочу ошибаться и верю, что после "Кто
виноват?" ты напишешь такую вещь, которая заставит всех скавать: "Он прав,
давно бы ему приняться за повесть!" Вот тебе и комплимент, и посильный
каламбур".
Ценсура сделала разные урезывания и вырезывания, - жаль, что у меня
нет ее обрезков. Несколько выражений я вспомнил (они напечатаны курсивом) и
даже целую страницу (и то, когда лист был отпечатан, и прибавил его к стр.
38). Это место мне особенно памятно потому, что Белинский выходил из себя
за то, что его не пропустили.
8 июня 1859 г.
Стр.1