ЮБИЛЕЙ: К десятой годовщине октябрьского переворота 1917 года1 В эти дни, когда тянет оттуда трупным запашком юбилея, – отчего бы и наш юбилей не попраздновать? <...> Десять лет презрения, десять лет верности, десять лет свободы – неужели это недостойно хоть одной юбилейной речи? <...> Мы так насыщены им, что порою нам лень измываться над его предметом. <...> Легкое дрожание ноздрей, на мгновение прищурившиеся глаза – и молчание. <...> Я презираю не человека, не рабочего Сидорова, честного члена какого-нибудь Ком-пом-цом, а ту уродливую тупую идейку, которая превращает русских простаков в коммунистических простофиль, которая из людей делает муравьев, новую разновидность, formica Marxi var. <...> Мещанской скукой веет от серых страниц «Правды», мещанской злобой звучит политический выкрик большевика, мещанской дурью набухла бедная его головушка. <...> Вся она расплылась провинциальной глушью – с местным львом-бухгалтером, с барышнями, читающими Вербицкую и Сейфуллину, с убого-затейливым театром, с пьяненьким мирным мужиком, расположившимся посредине пыльной улицы. <...> Я презираю коммунистическую веру, как идею низкого равенства, как скучную страницу в праздничной истории человечества, как отрицание земных и неземных красот, как нечто, глупо посягающее на мое свободное «я», как поощрительницу невежества, тупости и самодовольства. <...> Сила моего презрения в том, что я, презирая, не разрешаю себе думать о пролитой крови. <...> И еще в том его сила, что я не жалею, в буржуазном отчаянии, потери имения, дома, слитка золота, недостаточно ловко спрятанного в недрах ватерклозета. <...> Мы верны России не только так, как бываешь верен воспоминанию, не только любим ее, как любишь убежавшее детство, улетевшую юность, – нет, мы верны той России, которой могли гордиться, России, создавшейся медленно и мерно и бывшей огромной державой среди других огромных держав. <...> А что она теперь, куда ж ей теперь, советской вдове, бедной родственнице Европы? <...> . Мы верны ее прошлому, мы счастливы <...>