Всеволод Михайлович Гаршин. <...> Вода, небо, сверкающий вдали на солнце
город,
синие
леса,
окаймляющие
берега
залива,
верхушки мачт на
кронштадтском рейде, десятки пролетавших мимо меня пароходов и скользивших
парусных кораблей и лайб - все показалось мне в новом свете. <...> Яличник, рослый, здоровый и красивый
парень в красной рубахе, без устали работал веслами; он то нагибался
вперед, то откидывался назад, сильно подвигая лодку при каждом движении. <...> Яличник скоро начал уставать; его удалое выражение лица сменилось
вялым и скучным. <...> Яличник был совершенно удовлетворен и больше не заговаривал. <...> Этюд
вышел прекрасный (очень красивы эти горячие тоны освещенного заходящим
солнцем кумача), и я возвратился домой совершенно счастливым. <...> II
РЯБИНИН
Передо мною стоит в натянутом положении старик Тарас, натурщик,
которому профессор Н. велел положить "рука на галава", потому что это "ошен
классишеский поза"; вокруг меня - целая толпа товарищей, так же, как и я,
сидящих перед мольбертами с палитрами и кистями в руках. <...> Впереди всех
Дедов, хотя и пейзажист, но усердно пишет Тараса. <...> Каждые полчаса Тарасу дается отдых; он
садится на край деревянного ящика, служащего ему пьедесталом, и из "натуры"
превращается в обыкновенного голого старика, разминает свои оцепеневшие от
долгой неподвижности руки и ноги, обходится без помощи носового платка и
прочее. <...> Ученики теснятся около мольбертов, рассматривая работы друг друга. <...> У моего мольберта всегда толпа; я - очень способный ученик академии и подаю
огромные надежды сделаться одним из "наших корифеев", по счастливому
выражению известного художественного критика г. В. <...> Как убедиться в том, что всю свою жизнь не будешь служить исключительно
глупому любопытству толпы (и хорошо еще, если только любопытству, а не
чему-нибудь иному, возбуждению скверных инстинктов, например) и тщеславию
какого-нибудь разбогатевшего желудка на ногах, который <...>
Художники.pdf
Всеволод Михайлович Гаршин. Художники
--------------------------------------------------------------------------OCR,
spellcheck: Pirat
Доп. правка: В. Есаулов, 14 декабря 2004 г.
---------------------------------------------------------------------------I
ДЕДОВ
Сегодня
я чувствую себя так, как будто бы гора свалилась с моих плеч.
Счастье было так неожиданно! Долой инженерские погоны, долой инструменты и
сметы!
Но не стыдно ли так радоваться смерти бедной тетки только потому, что
она оставила наследство, дающее мне
возможность бросить службу? Правда,
ведь она, умирая, просила меня отдаться вполне моему любимому занятию, и
теперь я радуюсь, между прочим, и тому, что исполняю ее горячее желание.
Это было вчера... Какую изумленную физиономию сделал наш шеф, когда узнал,
что я бросаю службу! А когда я объяснил ему цель, с которою я делаю это, он
просто разинул рот.
- Из любви к искусству?.. Мм!.. Подавайте прошение. И не сказал больше
ничего, повернулся и ушел. Но мне ничего больше и не было нужно. Я
свободен, я художник! Не верх ли это счастья?
Мне захотелось уйти куда-нибудь подальше от людей и от Петербурга; я
взял ялик и отправился на взморье. Вода, небо, сверкающий вдали на солнце
город,
синие леса,
окаймляющие берега залива,
верхушки мачт на
кронштадтском рейде, десятки пролетавших мимо меня пароходов и скользивших
парусных кораблей и лайб - все показалось мне в новом свете. Все это мое,
все это в моей власти, все это я
могу схватить, бросить на полотно и
поставить перед изумленною силою искусства толпою. Правда, не следовало бы
продавать шкуру еще не убитого медведя; ведь пока я - еще не бог знает
какой великий художник...
Ялик быстро разрезал гладь воды. Яличник, рослый, здоровый и красивый
парень в красной рубахе, без устали работал веслами; он то нагибался
вперед, то откидывался назад, сильно подвигая лодку при каждом движении.
Солнце закатывалось и так эффектно играло на его лице и на красной рубахе,
что мне захотелось набросать его красками. Маленький ящик с холстиками,
красками и кистями всегда при мне.
- Перестань грести, посиди минутку смирно, я тебя напишу, - сказал я.
Он бросил весла.
- Ты сядь так, будто весла заносишь.
Он взялся за весла, взмахнул ими, как птица крыльями, и так и замер в
прекрасной позо. Я быстро набросал карандашом контур и принялся писать. С
каким-то особенным радостным чувством я мешал краски. Я знал, что ничто не
оторвет меня от них уже всю жизнь.
Яличник скоро начал уставать; его удалое выражение лица сменилось
вялым и скучным. Он стал зевать и один раз даже утер рукавом лицо, для чего
ему нужно было наклониться головою к веслу. Складки рубахи совсем пропали.
Такая досада! Терпеть не могу, когда натура шевелится.
- Сиди, братец, смирнее! Он усмехнулся.
- Чего ты смеешься?
Он конфузливо ухмыльнулся и сказал:
- Да чудно, барин!
- Чего ж тебе чудно?
- Да будто я редкостный какой, что меня писать. Будто картину какую.
- Картина и будет, друг любезный.
- На что ж она вам?
- Для ученья. Вот попишу, попишу маленькие, буду и большие писать.
- Большие?
- Хоть в три сажени.
Он замолчал и потом серьезно спросил:
- Что ж, вы поэтому и образа можете?
- Могу и образа; только я пишу картины.
Стр.1