Перед Вашингтоном стоит очевидный выбор: приступить к диалогу с талибами с целью постепенно трансформировать их в нечто вроде политической партии или бороться с ними силовыми методами. <...> Преимущества мягкого курса в случае его успеха очевидны, но на пути диалога есть трудности. <...> Во-первых, во главе движения «Талибан» стоят люди, которые не готовы отказаться от сотрудничества с «Аль-Каидой»; во-вторых, даже при расколе движения все равно сохранится экстремистское крыло; в-третьих, талибов непросто усадить за один стол с президентом Афганистана Х. <...> Карзаем, которого они считают предателем; в-четвертых, сам Карзай понимает, что при успешном диалоге его политическая роль неизбежно понизится. <...> По всей видимости, он имеет в виду бывшего министра иностранных дел «Талибана» В.А. Мутавакиля, который оставил своих соратников, проживает в Кабуле и всегда готов предоставить посреднические услуги. <...> Считается, что в Афганистане мировое сообщество решает три задачи: создание «нормального» государства; предотвращение использования афганской территории международными террористами (прежде всего, «Аль-Каидой»); решение проблемы производства наркотиков и наркотрафика. <...> В приватных беседах с дипломатами звучит «стон отчаяния»: а не будет ли проще и дешевле возвести вокруг Афганистана стену вроде Берлинской, наглухо изолировав его от внешнего мира? <...> В тактичной форме эта идея была выдвинута еще в 2004 г. В то же время следует признать, что не для всех афганская проблема выглядит угрожающей и тем более катастрофичной. <...> Для Москвы, например, исходящая из Афганистана угроза в каком-то смысле даже выгодна: талибы остаются поводом для сохранения политического и военного присутствия России в Центральной Азии (ЦА). <...> Конечно, Афганистан представляет для России опасность из114 за наркотрафика, в который вовлечена значительная часть близкой к Москве центральноазиатской элиты. <...> Вряд ли всерьез опасается талибов и Китай, несмотря <...>