Шастель АЛКАНИЕ КРАСОТЫ* «Именно благодаря этому дивному, бессмертному инстинкту Прекрасного мы смотрим на дольнее и земное как на горнее явление, соответствие Небесному. <...> Ненасытная жажда всего, что говорит нам о Жизни, что не от мира сего, – живейшее доказательство нашего бессмертия. <...> Именно в поэзии – и вместе с тем через поэзию, в музыке – и через музыку душа провидит то сияние, что светит за гробом; и когда от чудного стихотворения у нас наворачиваются слезы на глазах, это не слезы безмерного удовольствия – напротив, они свидетельствуют о растревоженной меланхолии, о зове наших нервов, о природе, изгнанной в мир несовершенства, которая хочет тотчас же, на этой земле получить открывшийся ей рай» (цит. по: с. <...> Смутное, мучительное влечение, описанное здесь Бодлером, с той же остротой проявилось и в некоторых кругах флорентийского Кватроченто. <...> У этих людей можно встретить свидетельства возбужденности чувства, вызывающей слезы при лицезрении красоты, и ближе к концу века этот «зов идеального» приобретает напряженнострастный оттенок. <...> Именно он дает настоящий смысл философии * Шастель А. <...> 132 Алкание красоты любви, которую Фичино сделал ключом ко всему своему учению и которая начиная с конца XV столетия будет пользоваться громким успехом. <...> Прославление любви все меньше и меньше будет связано с аффективным путем великих «мистиков», все больше станет служить оправданием поведения, главная ценность которого – Красота. <...> И Фичино, и Пико, и строгие неоплатоники оставляли за жизнью души всю присущую ей сложность. <...> Она так глубоко отзывается в чувствах, что неизбежно возбуждает бесконечную тревогу. <...> Фичино и его друзья хорошо знали ужас, охватывающий душу перед пустотой низменного существования: «одухотворенным натурам» этот недуг был свойствен. <...> Им казалось, что прекрасное лицо, прекрасное зрелище, произведение искусства могут усмирить его. <...> С тех пор как важной стороной духовной жизни стала эстетическая <...>