Это понятие сопоставляется с другой его ипостасью — суверенностью, и в процессе диалектического противопоставления делается попытка выявить их общие черты и коренные отличия. <...> Суверен как субъект суверенитета может иметь как личностную, так и анонимную форму, как индивидуальное, так и коллективное воплощение. <...> Этот процесс трансформации был отмечен такими мыслителями, как Федор Достоевский, Владимир Соловьев, Фридрих Ницше и др. <...> Ложный или мнимый суверен, даже обладающий господством и властью, лишен истинной легитимности, которую для него не могут воссоздать ни общественное мнение, ни прямое насилие. <...> Но в мире лжепророков и ложных суверенов истина — только «движущаяся толпа метафор», иллюзия, о которой забыли, что она такова, метафора, которая поистрепалась. <...> Истина везде, где мы с ней соприкасаемся, связана с властью: в объективном мире — благодаря действительности власти, в субъективности отдельного человека — благодаря его побудительной властной воле (Ницше). <...> Ницше отрицал, что существуют какие-либо априорные эмпирические или исторические истины: такие истины состояли бы только в соответствии наших мыслей с самими собой и всеобщими законами мысли, а материальная истина — в соответствии законов мысли — с помысленными предметами, с бытием. <...> Борьба, утверждая волю имморализма против отрицающей волю морали, «превращается тогда в борьбу становления против бытия»3 Великий инквизитор, как настоящий реа. лист оставляет позади себя традиционный дуализм добра и зла, но как человек, искренно верящий в утопию, сам он отчаянно держится за этот дуализм. <...> Но Великий инквизитор твердо убежден в том, что человек должен и, главное, хочет быть обманут: «Человек нуждается в порядке, порядок нуждается во власти, власть нуждается во лжи». <...> Богоустроенная «пустошь» скрывает в себе чистый закон, первомеру всякого человеческого устроения (Фридрих Юнгер). <...> Нормирование же как производство смыслов давало возможность <...>