Цвет фона:
Аркадий ГАЙДАР
НОЧЬ В КАРАУЛЕ
Рассказ
В караульном помещении тихо. Красноармейцы очередной смены, рассевшись вокруг
стола, разговаривают так, чтобы не мешать отдыху только что сменившихся товарищей. Но
разговор не клеится, ибо мерное тиканье маятника нагоняет сон, и глаза против воли
слипаются.
Хлопнула дверь, вошел окутанный ветром разводящий и сказал, отряхиваясь от капель
дождя:
- Ну и погодка! Темень, буря, тут к тебе на три шага подходи, и то не учуешь. Сейчас
часовому собачий слух да кошачьи глаза нужны. Сейчас только берегись.
- А чего беречься-то! - лениво спросил Петька Сумин, протирая кулаком посоловелые
глаза. - Чай, теперь не война. Возьмем, к примеру, наш склад. Отряд на него никакой не
нападет, потому что неоткуда, а одному либо двоим за сутки замки не сломать. По-моему, так
часовой там не нужен. Наняли бы сторожа, и нехай дует для устрашения в колотушку.
- Ну, этого ты не скажи, - ответил, усаживаясь на лавку, разводящий.
- А знаешь ты случай про часового Мекешина?.. Нет, не слыхал про этого часового? Ну,
тогда и помалкивай. Рассказать, говоришь? Ладно, расскажу. Да гляди веселей, ребята,
небось, на селе ночь прокрутиться вам нипочем, а в карауле слабо, что ли? Чего носами-то
засопели? Ну, слушай, да не мешай...
Было это в прошлом году. Назначили наш взвод в караул при химическом заводе, а завод
на самом краю города, возле Шаболовских оврагов. Ну ладно. Сменили мы старый караул в
семь часов. Мекешину заступать было в третью смену с одиннадцати. Пошел. А посты далеко
находились, как раз у края оврага.
Принял он посты честь по чести: печать целая, подозрительного ничего замечено не
было. Ушел разводящий, ушел прежний часовой, и остался Мекешин один. А ночь тогда
хуже сегодняшней была - темная, беспокойная. В этакую ночь человек - как слепой котенок.
Стоит Мекешин час. Промок, потому дождь косой, так под гриб и захлестывает. Замерз...
Курить охота - ну, конечно, не такой Мекешин человек был, чтобы на посту закурить, терпит.
Мало того, что терпит, то руку к уху приложит, то голову наклонит - слушает. А казалось,
чего тут услышишь? Кусты ветками хрустят, капли по лужам булькают. Только вдруг
почудилось Мекешину, будто кашлянул кто-то неподалеку.
Насторожился он, вышел из-под гриба и прошелся вдоль стены - ничего. Постоял, опять
послушал. Что за черт! Скребет кто-то, как крот, а где - не видно. Хотел окликнуть да думает,
чего кричать без толку, когда никого не видно! Только спугнешь, если и есть кто. Пойти
самому посмотреть к оврагу - опять же, пост нельзя оставить. Вернулся он обратно под гриб
и дернул рукоятку звонка, чтобы вызвать на всякий случай разводящего. Ожидает минуту,
другую - не идет никто.
Встревожился Мекешин не на шутку, дергает звонок что есть силы и того не знает, что
перерезала чья-то черная рука проволоку и не слыхать в карауле его вызова. Выскочил он,
только хотел тревогу поднять, как из темноты кто-то кирпичом ему в голову сзади хватил.
Упал Мекешин и думает: "Успеть бы только тревогу поднять!"
Рванул предохранитель и бахнул из винтовки. Но тотчас же откуда-то сбоку огонь
сверкнул, и почувствовал Мекешин, что обожгло ему плечо. Уронил он голову наземь и,
собравшись с последними силами, грохнул еще раз. Слышит - топот сзади, крики. "Ну, -
думает, - ничего, свои подоспели". Приник он тогда головой к луже, в которой крови было
больше, чем воды, и только успел прохрипеть подбежавшему карначу: "Смену давайте...
смену..." И замолчал.
На другой день умер. Хоронили его, как героя, погибшего на посту. Дознались, что под
склад завода из оврага подкоп делали, и прогляди Мекешин - взорвали бы все на воздух.
А когда гроб его опускали в могилу, то все знамена опустились низко, до самой травы, и
в небо ударил такой огневой залп, что от этакого залпа холодно кому-то, должно быть, стало.
Стр.1