Только что мать пошла доставать кашу, как внезапно погас свет. <...> Мать пошла в чулан за керосином, а Ефимка, разыскивая сапоги, торопливо полез под кровать. <...> - Ефимка, а Ефимка, - тревожным шепотом спросил Николашка, - что это такое на улице
жужукает? <...> И, выкинув из сапога березовый веник, он с опаской
сунул руку внутрь голенища, потому что уже однажды эта негодница Валька, поливая свой сад, вкатила
ему в сапог целую кружку колодезной воды. <...> - Кто там? - спросила мать, а Валька и Николашка подвинулись к ней поближе. <...> - Вот так и у меня Верка, как потух свет да услыхала она, что гудит, кинулась сразу к двери. <...> Да я сказала: "Убери, Верка, в
сени, а то вся квартира карболкой пропахнет". <...> ...Чем ближе подбегал Ефим к заводу, тем чаще и чаще попадались ему торопящиеся люди,
хлопали калитки, громыхали ворота и тарахтели телеги. <...> Один был незнакомый, длинный, с винтовкой, другой - без
винтовки, с наганом. <...> И тот, который с наганом, был член ревкома Семен Собакин. <...> - Дай ему, Степа, - обернулся Собакин к своему длинному сутулому товарищу. <...> И вдруг, как будто бы только сейчас, впервые за весь вечер, он по-настоящему понял, что это уже
не те безвредные намалеванные казаки, что были приляпаны вместе с плакатами на стенах ревкома и в
клубе, а что это мчатся живые казаки на быстрых конях, с тяжелыми шашками и с плетеными нагайками. <...> И с необычайной для ее
хромой ноги прытью она вцепилась в Ефимкину телегу. <...> И тотчас же бросилась накладывать на телегу мешки, посуду, корзинки, ребят, подушки, все в
одну кучу. <...> - На дороге еще тетка Евдокия с ребятами. <...> Ведь у меня на дороге еще тетка
Евдокия с ребятами. <...> - А ведь белые казаки бьют всех евреев начисто. <...> Да и Вальку с Николашкой тоже было бы жалко. <...> Лежа у костра и изредка поправляя горячие картофелины, Верка вдруг подумала: "А что же
будет, если казаки ударят так сильно, что не справится с ними и погибнет вся Красная Армия? <...> И, не зная, что сказать от радости, она схватила его за плечи, потом выхватила из-под пепла
костра две <...>
Пусть_светит.pdf
Аркадий Гайдар
Пусть светит
---------------------------------------------------------------------------Книга:
А.Гайдар. Собрание сочинений в трех томах. Том 1
Издательство "Правда", Москва, 1986
OCR & SpellCheck: Zmiy (zpdd@chat.ru), 13 декабря 2001
--------------------------------------------------------------------------Отец
запаздывал, и за стол к ужину сели трое: босой парень Ефимка, его маленькая сестренка
Валька и семилетний братишка по прозванию Николашка-баловашка.
Только что мать пошла доставать кашу, как внезапно погас свет.
Мать из-за перегородки закричала:
- Кто балуется? Это ты, Николашка? Смотри, идоленок, добалуешься!
Николашка обиделся и сердито ответил!
- Сама не видит, а сама говорит. Это не я потушил, а, наверное, пробки перегорели.
Тогда мать приказала:
- Пойди, Ефимка, притащи из сеней лестницу. Да поставь сначала сахарницу на полку, а то эти
граждане в темноте разом сахар захапают.
Вышел Ефим в сени, смотрит: что за беда? И на улице темно, и на станции темно, и кругом
темно. А тут еще небо в черных тучах и луна пропала.
Забежал Ефим в комнату и сказал:
- Зажигайте, мама, коптилку. Это не пробки перегорели, а, наверное, что-нибудь на заводе
случилось.
Мать пошла в чулан за керосином, а Ефимка, разыскивая сапоги, торопливо полез под кровать.
Левый сапог нашел, а правый никак.
- Наверное, это вы опять куда-нибудь задевали? - спросил он у притихших ребятишек.
- Это Валька задевала, - сознался Николашка. - Она стащила сапог за печку, воткнула в него
веник и говорит, что это будет сад.
- Ефимка, а Ефимка, - тревожным шепотом спросил Николашка, - что это такое на улице
жужукает?
- Я вот вам пожужукаю, - ответил Ефимка. И, выкинув из сапога березовый веник, он с опаской
сунул руку внутрь голенища, потому что уже однажды эта негодница Валька, поливая свой сад, вкатила
ему в сапог целую кружку колодезной воды. - Я вот ей хворостиной пожужукаю!
Но тут и он замолчал, потому что услышал сквозь распахнутое окно какое-то странное то ли
жужжание, то ли гудение. Он натянул сапоги и выскочил из комнаты. В сенях столкнулся с матерью.
- Ты куда? - вскрикнула мать и крепко вцепилась в его руку мокрыми от керосина пальцами.
- Пусти, мама! - рванулся Ефимка и выбежал на крыльцо.
Оглянувшись, он торопливо затянул ремень, надел кепку и быстро побежал темной улицей через
овражек, через мостик в гору - в ту сторону, где стоял их небольшой стекольный завод.
В сенях что-то стукнуло. Кто-то впотьмах шарил рукой по двери.
- Кто там? - спросила мать, а Валька и Николашка подвинулись к ней поближе.
- Не спишь, Маша? - послышался дребезжащий старческий голос.
И тогда мать узнала, что это соседка Марфа Алексеевна.
- Какой тут сон, - быстро заговорила обрадованная мать. - И свету нет, и аэроплан гудит, и самого
нет. А тут еще Ефимка так и рванулся из рук, как будто бы его кипятком ошпарили.
- Комсомольцы, - с грустью проговорила бабка.
Слышно было, как отодвинула она табуретку и положила руку на клеенчатый стол.
- Вот так и у меня Верка, как потух свет да услыхала она, что гудит, кинулась сразу к двери. Я ей
говорю: "Куда ты, дура?.. Ну мужики, ну парнишки... А ты ведь еще девчонка... Шестнадцать годов". А
она постояла, подумала. "Бабуня, говорит, не сердись. Это белый аэроплан. Это тревога. У нас сбор... У
меня там товарищи". Схватила в сенях с гвоздя сумку да как кошка прыгнула. Вот, Маша! Только я ее и
видела.
Стр.1