ВАСИЛЬЕВА «ЛЕТЯТ МОИ КОНИ»: В «Толковом словаре» Даля нет сущест вительного «отдых», есть лишь глагол «от дыхать». <...> И это понятно: для народа, тяж ким трудом взыскующего хлеб свой, отдых был чемто промежуточным, сугубо второс тепенным и несущественным. <...> Отдых для русского человека – равно крестьянина или интеллигента – всегда выражался в смене деятельности в полном соответствии с науч ным его пониманием. <...> В нашем соз нании «труд» и «отдых» как бы поменялись местами: мы работаем для того, чтобы от дыхать, а не отдыхаем, чтобы работать. <...> И я не удивлюсь, коль в новом «Толковом сло варе» «труд» перестанет быть существи тельным, а вместо него останется глагол «трудиться». <...> Я столь запальчиво пишу об этом по вальном бедствии нашем, потому что с детства был приучен глубоко презирать две язвы человеческого общества: идеализа цию безделья и натужную, потную, лакей скую жажду приобретательства. <...> <…> Я вырос в семье, где господствовал раци ональный аскетизм: посуда — это то, из че го едят и пьют, мебель — на чем сидят или спят, одежда — для тепла, а дом — чтобы в нем жить, и ни для чего более. <...> <…> Принцип рационального аскетизма предполагает наличие необходимого и от сутствие того, без чего спокойно можно обойтись. <...> Все переезды, как правило, соверша лись внезапно, громом среди ясного неба. <...> Отец приходил со службы, как обычно, и не с порога, не вдруг, а сняв сапоги, ремни и оружие, умывшись и сев за стол, припоми нал, точно мимоходом: —Да, меня переводят. <...> Возникла эта особая ответ ственность, когда я был ростом с ящик, но и тогда никто не проверял моей работы: роди тели старомодно считали, что недоверие унижает человеческую личность. <...> И дело даже не в том, что мне доверяли упаковывать един ственную ценность не только нашей семьи, но и вообще всего человечества, как я тогда сообразил, — дело в том, что я физически, до пота и ломоты в неокрепших мускулах, ощущал эту великую ценность. <...> Я по детско <...>