Дмитрий Верещагин Клакеры Рассказ 1 Олег Николаевич Ефремов курил всегда крепкие сигареты — «Памир». <...> До того крепкие были сигареты, что уже от одной глубокой затяжки у меня голова начинала кружиться, хотя я, надо сказать, курильщик тот еще: мы, деревенс кие пацаны, сажали специально табак на огороде, где почва у нас черноземная — до бани, а далее до реки, из которой поливали грядки с огурцами и помидорами, лук и капусту, почва была нечерноземная, но тоже и на ней родилось все у нас хорошо. <...> А за сараем, это уж как правило, мы с братом Волей, а покультурному он — Валентин, Валентин Иванович, сеяли табак дюбек и серебрянку. <...> Это такой крепкий сорт табака, что от одной затяжки голова шла кругом, меня даже сперва рвало. <...> И вот поэтому мы, я и мой брат Воля, разбавляли его, такой крепкий дюбек, серебрянкой — это, знаете, как спирт разбавляют водой, ведь один чистый спирт пить очень тяжело, меня даже сперва рвало, — словом, мы, Олег Николаевич и я, курили «Памир», и иногда пили спирт в чистом виде, и с нами пила Светлана Коркошко. <...> И с нами курила министр культуры Екатерина Фурцева, прозванная Екатериной Третьей, пото му что она, как и Екатерина Вторая, очень любила настоящих мужиков, каким был Олег Николаевич Ефремов. <...> Бывало, помню, Коркошко, наша Света, дрожит перед выходом на сцену, как осиновый лист, знаете, дрожит, так что я скорее, скорей ей наливаю полстакана водки — и она дернет водочки, да еще сделает глубокую затяжку «Памира» и, перекрестившись, теперь выбегает на сцену; а я, когда идет генераль ная репетиция «Чайки», бегом, скорей бегу в темный зал, и там, сев в кресло на первом ряду, наблюдаю следующее. <...> Наша Светлана Ивановна, слегка покачиваясь, начинает читать тот гениальный монолог, благодаря которому вся эта пьеса Чехова, знаете, делается крепкой, как дюбек. <...> Так что я кричу из темного зала: — Гениально! <...> . Светлана даже просияет вдруг вся, как электролампочка, и начинает уже теперь читать так, что Олег Николаевич <...>