Василий Голованов Дочки-матери I Потом она все пыталась вспомнить, когда сжалось пространство и настала тишина. <...> Война, как она ее успела узнать (медсестер из санаториев района Кавказских минеральных вод в обязательном порядке призвали уже 22 июня 41-го), полна была людей, звуков, крика и адского грохота, но она полна была и ощущением близости своих; они были рядом, с боков, спереди и позади повсюду, а тут, по мере того, как война теряла свою разрушительную силу и переходила в какое-то иное состояние, вокруг становилось все тише, тише и все ближе подступало одиночество. <...> Они все еще чувствовали себя в безопасности на дороге, и солдат со свежим ранением в предплечье даже присел, и она взглянув ему в лицо, увидела его ввалившиеся от жары глаза и еще подумала, что воды дать надо бы, шли уже ночь и полдня, но ничего, дотерпит, подумала, уже близко: мост перейти, а там Баксан, и там наши. <...> И вот тут один, в форме, заметив их на дороге, показался из кукурузы и спросил: — На Баксан идете? <...> Утром все было отлично: она рассчитывала уехать из Ессентуков с персоналом своего госпиталя на электричке. <...> Отправляли только врачей и медсестер, потому что раненых было столько, что их надо было вывозить отдельно. <...> Поезд ждал отправления: он весь, от частей своего механизма до людей, находящихся в нем, был погружен еще в четкий регламент войны и эвакуации; вчера отправили четыре эшелона на Тбилиси, сегодня должны были отправить столько же, ничего не должно случиться, она была в этом уверена, как за месяц до этого была убеждена, что немцы никогда, ни при каких обстоятельствах, не прорвутся сюда, к армейским тыловым Голованов Василий Ярославович — прозаик, публицист, постоянный автор «Дружбы народов». <...> Дочки-матери госпиталям, разместившимся в зданиях бывших курортов Кавминвод, где выздоравливали теперь раненые. <...> Электричка тронулась, но на станции Бештау уперлась в красный семафор, и хотя все ждали, что тот вот-вот переключат на зеленый <...>