О красоте Два письма на одну тему Геннадий Прашкевич Нечто, обращенное не ко мне Дорогой Алексей! <...> Меня не трогали цветастые ленты на платьях каких-то местных фольклорных баб, но до дрожи восхищал огромный рыжий бык — живое воплощение тупой силы и поразительной животной гармонии. <...> Возможно, именно эта боязнь и определила мое отношение к истинной, непридуманной красоте. <...> Впрочем, и для меня звуки, краски, некие отблески, а затем и цельные ландшафты начали явственно возникать лишь по мере знакомства с научными работами (о, это счастье прочитанных книг!) <...> Долгое время каждую окаменевшую (и живую) ракушку я воспринимал как некое чудо, мне в голову не приходило, что доисторические (и современные) моря и океаны набиты ими густо и тесно. <...> Да и кто, думал я, мог в те безумно далекие эпохи любоваться необыкновенными перламутровыми Прашкевич Геннадий Мартович — прозаик, работающий главным образом в жанре научной фантастики. <...> Разве не для человека мыслящего порождена вся эта красота, разве не человеком мыслящим она, собственно, вызвана к жизни? <...> В школьные годы я с волнением рылся в старых книгах, в забытых журналах с забытыми авторами. <...> Пыль меня не пугала, запах прошлого меня томил. <...> Я видел доисторические томские писаницы, видел не менее древние писаницы в Хакасии, там на некоторых скучающие местные пастухи выбивали простые матерные слова. <...> Вот тебе нравится девушка, а ей не нравится отпечаток ажурного древнего растения на куске каменного угля, которым ты хвастаешься, — он пачкает пальцы. <...> И постепенно дивная красота озера, вечернего неба, плывущих по небу облаков, красота, сжимавшая сердце, начала отходить, таять, забываться, стремительно мелькнувшая ящерица заставляла только вздрагивать (твоя девушка испугана), а раскрашенная фотография вульгарной эстрадной дивы вызывать интерес. <...> Да, матерные слова на хакасских писаницах бросаются в глаза, но может так и надо? <...> Все равно ведь за всю историю существования Человека <...>