С Иннокентием Федоровичем Анненским я познакомился еще до того, как его "открыли"
петербургские символистические круги. <...> 85 Об этом "убежденном царскоселе" многое слышал я от его
сына Валентина (Кривича) 86. <...> Инн<окентий> Фед<орович> был большой знаток классической
древности, которую он любил сочетать с французским модернизмом конца XIX века. <...> Анненский был
кабинетный человек, постоянно сидевший над книгой и не любивший никаких прогулок: "Отец гуляет",
иронически говорил его сын, показывая на стоявшее в садике, в двух шагах от дома, кресло, где сидел
углубившийся в книгу Инн<окентий> Фед<орович> с закутанными в плед ногами. <...> Не обращая никакого
внимания на внешние мелочи повседневной жизни, Анненский вместе с тем почему-то придавал
значение некоторым из них, например галстуку, который завязывал по особенному старинному фасону (а
la Сперанский). <...> Но это мелочь: "Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей". <...> 88 Анненский был
действительно делен, талантливо делен и знающ в области изучения древнегреческой античности. <...> Иванов или
профессор Зелинский, этот энтузиаст античности (писавший, впрочем, на особом "зелинском" языке). <...> 89
Устроенная редактором "Аполлона" С. К. Маковским мистификация со стихами только что будто
бы открытой поэтессы Черубины де Габриак {Черубина де Габриак -- псевдоним Елиз<аветы>
Ив<ановны> Васильевой. <...> Эрберга).} должна была, как я думаю, произвести на Анненского
неприятное впечатление,90 тем более что тогда же Маковский просил Анненского дать в "Аполлоне"
критический отзыв о новейшей лирике. <...> Еще вспоминается мне один рассказ Анненского о случае перед открытием памятника Пушкина в <...> Царском Селе, когда Инн<окентий> Фед<орович> не спал всю ночь от беспокойства. <...> К нему, как
знатоку литературы, официально обратились с просьбой посоветовать наиболее подходящий
пушкинский текст для памятника, который, как известно, изображает юношу Пушкина сидящим в
лицейском мундире на парковой скамье. <...> -- "Я дал <...>
(Воспоминания_об_И._Ф._Анненском).pdf
Конст. Эрберг (К. А. Сюннерберг)84
<ВОСПОМИНАНИЯ ОБ И. Ф. АННЕНСКОМ>
Памятники культуры. Новые открытия, 1981. Ленинград, "Наука", 1983.
OCR Бычков М.Н.
С Иннокентием Федоровичем Анненским я познакомился еще до того, как его "открыли"
петербургские символистические круги.85 Об этом "убежденном царскоселе" многое слышал я от его
сына Валентина (Кривича) 86. Инн<окентий> Фед<орович> был большой знаток классической
древности, которую он любил сочетать с французским модернизмом конца XIX века. Анненский был
кабинетный человек, постоянно сидевший над книгой и не любивший никаких прогулок: "Отец гуляет",
иронически говорил его сын, показывая на стоявшее в садике, в двух шагах от дома, кресло, где сидел
углубившийся в книгу Инн<окентий> Фед<орович> с закутанными в плед ногами. Не обращая никакого
внимания на внешние мелочи повседневной жизни, Анненский вместе с тем почему-то придавал
значение некоторым из них, например галстуку, который завязывал по особенному старинному фасону (а
la Сперанский).87 Я бы сказал, что Анненский как-то "старомодничал".
Но это мелочь: "Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей".88 Анненский был
действительно делен, талантливо делен и знающ в области изучения древнегреческой античности. Мне
всегда было интересно присутствовать при споре его с такими знатоками, как Вяч. Иванов или
профессор Зелинский, этот энтузиаст античности (писавший, впрочем, на особом "зелинском" языке).89
Устроенная редактором "Аполлона" С. К. Маковским мистификация со стихами только что будто
бы открытой поэтессы Черубины де Габриак {Черубина де Габриак -- псевдоним Елиз<аветы>
Ив<ановны> Васильевой. (Прим. Эрберга).} должна была, как я думаю, произвести на Анненского
неприятное впечатление,90 тем более что тогда же Маковский просил Анненского дать в "Аполлоне"
критический отзыв о новейшей лирике.91 Впрочем, не стоя близко к редакции этого журнала, я мог
многого и не знать во всей этой истории.
Еще вспоминается мне один рассказ Анненского о случае перед открытием памятника Пушкина в
б. Царском Селе, когда Инн<окентий> Фед<орович> не спал всю ночь от беспокойства. К нему, как
знатоку литературы, официально обратились с просьбой посоветовать наиболее подходящий
пушкинский текст для памятника, который, как известно, изображает юношу Пушкина сидящим в
лицейском мундире на парковой скамье. -- "Я дал текст, -- говорил Анненский, -- по памяти и забыл об
этом случае. Напомнило мне о нем приглашение на торжественное открытие памятника. Как! -- подумал
я -- значит памятник готов и мною данный пушкинский текст запечатлен! Однако ночью меня взяло
сомнение: а что если я как-нибудь напутал тогда, давно, когда давал текст? Какой будет позор! И как его
исправить? Это мучило меня всю ночь. Только на утро все выяснилось: текст на памятнике точно
соответствовал пушкинскому. И я успокоился".92
В мою библиотеку попали две книги, имеющие отношение к Иннокентию Федоровичу (должно
быть, я как-нибудь их зачитал). Первая -- Роберта Сизеранна о Рёскине (1900 г.) с надписью переводчицы
этой книги -- Татьяны Александровны Богданович: "Мастеру от скромной ученицы".93 И вторая -самого
Анненского "Вторая книга отражений" (1909) со следующей надписью, обращенной к сыну
(Кривичу) и его первой жене Н. В. Анне некой: "Милому Валюше и еще милейшей Наталише Кривичам
их предок И. Анненский".94 На экземпляре своих "Тихих песен" (1904) Ин<нокентий> Фед<орович>
Анненский, присылая эту книгу мне, написал: "Конст<антину> Александровичу Сюнн Эрбергу,
проникновенному испытателю творчества. 25 окт<ября> 1909. Ц<арское> С<ело>".95
Примечания
84 Конст. Эрберг (псевдоним Константина Александровича Сюннерберга, 1871--1942) -- теоретик
искусства, поэт, художественный критик. См. о нем: Конст. Эрберг (К. А. Сюннерберг). Воспоминания.
Стр.1