Владимир Мономах в русском общественно-историческом сознании: мифологический образ и историческая реальность. <...> Многочисленные «кризисы», «вызовы» и «повороты», которыми отмечено развитие гуманитарного знания во второй половине ХХ в., способствовали существенному смещению акцентов в представлении о смысле и назначении истории, ее познавательных возможностях и ремесле историка. <...> Но по мере антропологизации и персонализации исторического знания все более труднодостижимым, если вообще возможным стало казаться воплощение «благородной мечты» историков XIX в. об объективной реконструкции исторической реальности. <...> Именно постановка в центр исследовательского интереса, говоря словами А.Я. Гуревича [1], «человека с его внутренним миром, в свою очередь исторически и культурно обусловленным» с неизбежностью требует существенной корректировки формулы Ранке с учетом того, что историку дана лишь зафиксированная в источнике ментальная реальность. <...> Таким образом, задача историка – понять не то, «как это было на самом деле», а то, как это воспринималось, переживалось и осознавалось, трансформируясь в историческую память. <...> Интерес к данной проблематике столь очевиден и многомерен, что мы вправе, по мнению Л.П. Репиной [2], говорить о «мемориальном повороте» в современной исторической науке, который «привел к существенному расширению предметного поля “новой культурной истории”, охватившего проблематику “мест памяти” и “исторической мифологии”». <...> В свете сказанного актуальность исследования А.С. Ищенко «Владимир Мономах в русском общественно-историческом сознании: мифологический образ и историческая реальность» представляется совершенно очевидной. <...> Тема, избранная автором, лежит на пересечении наиболее востребованных и динамично развивающихся направлений современного гуманитарного знания – персональной истории и исследований исторической памяти. <...> При этом объектом его научного интереса <...>