Впервые с художниками «Мира искусства»1 встретился я в 1904 году. <...> Бенуа2 повез меня на журфикс к этому вождю и
апологету петербургских мастеров. <...> Впоследствии я узнал, что в те дни на меня смотрели
художники, как на диковинку. <...> В головы петербургских
эстетов никак не укладывалось, что можно совмещать в себе понимание искусства и вражду к
тогдашнему политическому и социальному порядку. <...> Итак, мой товарищ привез меня в салон Александра Николаевича Бенуа. <...> Здесь были в тот
вечер, насколько я припоминаю, Сомов3, Добужинский4, Лансере5, Бакст6, Яремич7 и кое-кто
из литературных друзей «Мира искусства»: между прочим, беспечный любитель всяческих
эстетических тонкостей Нувель8 и несколько меланхолический скептик Нурок9. <...> Во время ужина вошел какой-то нежданный, по-видимому, гость с измученным, бледным
лицом, с побелевшими, сжатыми, запекшимися губами и со странными глазами, как будто
видящими нечто незримое. <...> Он подошел к хозяйке салона, молча коснулся губами ее руки и так же
безмолвно занял место за столом, ни с кем не заговаривая и даже как будто не замечая
окружающих. <...> Это был Врубель10,
который только что был выпущен временно из больницы для душевнобольных и неожиданно
явился в дом А.Н. Бенуа, как мрачный вестник из какого-то страшного инобытия. <...> С его
уходом все облегченно вздохнули, и салон опять наполнился милым лепетом дам и
острословием петербургских петрониев11. <...> Я только один раз видел Врубеля, живого, по крайней мере; во второй раз я видел его уже
мертвым, в гробу. <...> А между тем его дело казалось мне близким, и только он, Врубель,
единственный из всех петербургских художников, казался мне гением, пусть неудачливым,
не успевшим завершить свой путь художника, но все же гением по своей прозорливости и по
своему дерзновению. <...> И теперь, когда я бесконечно далек от предчувствий и тем Врубеля, я
все-таки считаю событием моей жизни то, что я видел странные глаза его демона <...>
Художники.pdf
Георгий Чулков
ГОДЫ СТРАНСТВИЙ
Художники
Оригинал находится здесь: Серебряного века силуэт...
Впервые с художниками «Мира искусства»1 встретился я в 1904 году. Один из сотрудников
«Нового пути» и близкий друг А.Н. Бенуа2 повез меня на журфикс к этому вождю и
апологету петербургских мастеров. Впоследствии я узнал, что в те дни на меня смотрели
художники, как на диковинку. Их удивляло то, что я, революционер, изведавший и тюрьмы, и
ссылку, не только не равнодушен к искусству, но и проповедую какую-то эстетику, не
похожую вовсе на традиционную интеллигентскую канитель. В головы петербургских
эстетов никак не укладывалось, что можно совмещать в себе понимание искусства и вражду к
тогдашнему политическому и социальному порядку. Впрочем, на моих глазах эти самые
люди перевоспитались весьма радикально. Врачом или педагогом был революционный 1905
год.
Итак, мой товарищ привез меня в салон Александра Николаевича Бенуа. Здесь были в тот
вечер, насколько я припоминаю, Сомов3, Добужинский4, Лансере5, Бакст6, Яремич7 и кое-кто
из литературных друзей «Мира искусства»: между прочим, беспечный любитель всяческих
эстетических тонкостей Нувель8 и несколько меланхолический скептик Нурок9. Все со мною
были очень приветливы и любезны, но я чувствовал, что мои новые знакомые поглядывают
на меня с некоторой опаскою, как на варвара, способного бросить бомбу на их
пиршественный стол. Но я никакой бомбы не бросил, зато в этот вечер случилась иная
катастрофа.
Во время ужина вошел какой-то нежданный, по-видимому, гость с измученным, бледным
лицом, с побелевшими, сжатыми, запекшимися губами и со странными глазами, как будто
видящими нечто незримое. Именно такое было у меня впечатление от этого человека, имени
коего я тогда не знал. Он подошел к хозяйке салона, молча коснулся губами ее руки и так же
безмолвно занял место за столом, ни с кем не заговаривая и даже как будто не замечая
окружающих. Я невольно обратил внимание на то, что шумливая и оживленная болтовня
гостей вдруг пресеклась. Все растерялись. Иные как будто с трудом подыскивали темы для
разговоров с соседями, иные и вовсе сидели, как чем-то смущенные юноши, опустив глаза в
стаканы с вином. Минут через двадцать таинственный гость исчез. Это был Врубель10,
который только что был выпущен временно из больницы для душевнобольных и неожиданно
явился в дом А.Н. Бенуа, как мрачный вестник из какого-то страшного инобытия. С его
уходом все облегченно вздохнули, и салон опять наполнился милым лепетом дам и
острословием петербургских петрониев11.
Я только один раз видел Врубеля, живого, по крайней мере; во второй раз я видел его уже
мертвым, в гробу. А между тем его дело казалось мне близким, и только он, Врубель,
единственный из всех петербургских художников, казался мне гением, пусть неудачливым,
не успевшим завершить свой путь художника, но все же гением по своей прозорливости и по
своему дерзновению. И теперь, когда я бесконечно далек от предчувствий и тем Врубеля, я
Стр.1