Всюду, куда мы ни приезжали с боем или без боя, наш бронепоезд был и начальником станции, и диспетчером, и стрелочником, и телеграсристом. <...> ИВАН ПОДМОСТКИН И ЕГО ГЛАВНАЯ ЛЮБОВЬ 83 Рядом — Дербент. <...> Холодная густая тень накрыла глаза и грудь, я поднял уже набухшие дремой веки: большущий орел повис надо мной в вышине, лениво покачивая двух саженного размаха крыльями. <...> Ослик отделился серым пятном от желтой стены, с разбега перепрыгнул через меня и пустился под гору, подкидывая облезлым задом. <...> Несколько раз крылатая тень падала на меня, и я с приятной жутью зажмуривался. <...> С этой восточной стороны далеко внизу открывались аулы, с налезающими друг на друга, как овечки, саклями, бледное море со свинцовым сгустком горизонта и веселый Дербент с дюжиной разноязычных, но как-то понимающих друг друга народностей, с кавказскими же евреями, ничем не отличающимися от других в своих бедных лавчонках. <...> В те времена всего можно было ожидать, и больше всего смерти, но о ней меньше всего думалось. <...> Изредка вяло взлает собака, да старухи, при ИВАН ПОДМОСТКИН И ЕГО ГЛАВНАЯ ЛЮБОВЬ 85 виде меня, зло стучали клюками по камням и закрывались черными платками. <...> Что же, может быть, до завтра! — и она снова запрыгала на одной ноге по тропинке влево, к одинокой белой сакле, едва выглядывающей из-за высокого закипарисенного каменного забора. <...> Я поспешил домой, чтобы не опоздать на вечернюю поверку. <...> Под перемежающейся тенью орлиных крыльев, в тени моей души, а, может быть, и в самом сердце что-то робко и сладко шевелилось, покалывало. <...> Хорошо, пусть буду я принц с кавказским оттенком и барашек вместо серьезного взрослого барана, на память неизвестно какому потомству я вывел еще и подпись: «Иван Подмосткин + Нина Гаджибекова». <...> Наш бронепоезд заклепывал свои раны, контуженный в последнем рейсе комиссар снова обрел дар пропагандной речи и по утрам нам ггриходилось выслушивать его компроноведи. <...> Пароход ушел, а наш бронепоезд остался .стоять на страже <...>