Георгий Чулков. Голос из могилы
---------------------------------------------------------------------------Источник:
"Новелла Серебряного века". Изд-во: Москва, "Терра", 1994.
OCR и вычитка: Александр Белоусенко (belousenko@yahoo.com), 8 ноября 2003.
Оригинал здесь: Библиотека Александра Белоусенко
Дополнительная правка: В. Есаулов, июль 2004 г.
---------------------------------------------------------------------------I
Весною
1650 года в одном из воскресных нумеров Антверпенской газеты
было напечатано: "В Швеции умер дурак, который говорил, что он может жить
так долго, как он пожелает". Это был Декарт {1}. В сочинениях Христиана
Гюйгенса {2} читатель найдет замечательное письмо философа к брату. Из
этого письма я и заимствую мои сведения о статье Антверпенской газеты,
появившейся два с половиной века тому назад.
апологет
1 Декарт Рене (1596-1650) - французский философ, физик, математик,
"рациональной культуры", которая сделает людей "господами
природы".
2 Гюйгенс Христиан (1629-1695) - физик и астроном. Декарт был дружен
со старшим братом Христиана - Константином.
Декарт, веривший в безусловное могущество разума, в самом деле охотно
допускал мысль, что человек завоюет себе бессмертие здесь, на земле. Иные
пылкие ученики его готовы были поверить в бессмертие своего учителя и
весьма изумились, когда Декарт скончался.
Мои религиозные убеждения исключают веру в земное бессмертие, однако и
я склонен думать, что человек может по произволу продлить жизнь свою
собственную или кого-либо из иных людей. В конце концов страшный закон
смерти восторжествует на земле, но борьба с этим законом и даже временная
над ним победа возможна. Вопреки мнению Декарта, я думаю, однако, что сила,
противоборствующая смерти, не есть наш верховный разум. Я верю, что эта
тайная сила заключается в нашей воле.
Я знаю по опыту, как могут сочетаться души, и как они могут влиять
друг на друга, и как это влияние переходит за грани внешнего мира.
Я прошу выслушать меня не только тех, кто склонен допустить
существование миров иных, и тех, кто утверждает самоуверенно предельный
агностицизм. Дело в том, что я сам скептик, милостивые государыни и
милостивые государи. Но я умею скептически относиться решительно ко всему -
даже к самому крайнему скептицизму. Вот почему я не восхищаюсь Пироном,
который прошел равнодушно мимо попавшего случайно в яму Анаксарха {1},
полагая, что всякая видимость ничего не значит и что поэтому решительно все
равно, протянет или не протянет он руку своему злополучному ученику. Как ни
низко я ценю здравый смысл, однако
при известных условиях необходимо
пользоваться его указаниями. И это, надеюсь, примирит меня кое с кем.
Итак, я начинаю мое повествование о событиях моей жизни, о моей любви
и о моих страданиях. Я любил мою жену, любил нежно и пламенно. И самое имя
ее - Вера - звучало для меня как обетование райского света.
Мне так же трудно выразить мои благоговейные чувства, мое восхищение и
мой восторг, как трудно определить словами прелестное очарование моей Веры.
Никогда не встречал я женщины более искренней и правдивой, но никогда также
не приходилось мне открывать в душе человека столько противоречий, острых и
неожиданных.
Вера всегда оставалась собою - страстная и целомудренная, мудрая и
наивная, строгая и добрая, жестокая и готовая пожертвовать своею жизнью и
пойти на казнь без трепета и сомнений. Она была женственна, как земля, как
вечная Ева, но в ее сердце звучали песни, занесенные в наш мир ангелами из
голубой страны,
где первоисточник
предвечной гармонии. Однако она,
по-видимому, вовсе не сознавала, что неземной свет сияет в ее глазах, и
была привязана к земле безраздельно, как растение.
Стр.1