Волны набегали одна на другую с белыми гребешками на спине и
ударялись об отвесную скалу с такою силою, точно хотели во что бы то ни стало достать маленький
домик, приютившийся у высокого маяка на верху скалы, и смыть его так, чтобы от него не осталось и
камешка. <...> Брызги волн едва долетали только до фундамента. <...> В маленьком домике, казавшемся пигмеем сравнительно с гигантом маяком, жил смотритель
Лука Евсеевич с семнадцатилетнею дочерью и солдат Фейзулин. <...> В эту бурю Лука Евсеевич стоял у фундамента маяка и смотрел в море. <...> Ветер неистово трепал
его платье и жидкие волоски на висках. <...> Брызги волн налетали на него дождем; Он был без пиджака, в
одной рубахе, но и рубаху расстегнул и обнажил грудь так, что на нее дождем падали соленые капли. <...> -- Барышна лежит на диван, книжка читает, говорит: папаша простуд будет. <...> Судьба решила тем, что отняла у него жену, умершую от чахотки, а его самого с маленькой
дочерью Олей забросила на маяк. <...> Фейзулин, мерзавец,-- тоже ведь привязался к ребенку -- двенадцать верст с
пароходной пристани эту кроватку с матрасиком на своих плечах ко мне на маяк пер... <...> -- Хорошо,-- ответил Фейзулин,-- Дай, ваше блародь, руп целковый: за гору на духан пойду, пить
буду, пьян буду, драться буду, морды бить буду. <...> Лука Евсеевич читал ему письмо, детское, нацарапанное каракульками: "Милый папочка, у нас
чай подают в семь часов утра, завтрак в двенадцать, а к обеду мы ходим парочками. <...> -- А хочешь, папочка, я со скалы от счастья в море брошусь и утону... <...> -- Ны плачь, паджалуйста, а то я сам плачать буду. <...> -- Много плачать -- много слезы, одын вода, девке не легче. <...> В это время задул норд-ост, и Лука Евсеевич вышел выплакать свое горе буре. <...> Михаил Александрович в отчаянии махнул рукою, опустятся в кресло у письменного стола и
тоскливо задумался. <...> Он решил провести этот вечер у себя дома и почитать, облачившись в
халат; но теперь вот придет из церкви тесть с торжественно-благочестивым лицом, помолится, начнет
пить чай -- священнодействовать <...>
Рассказы.pdf
Ал. П. Чехов
Рассказы
Писатели чеховской поры: Избранные произведения писателей 80--90-х годов: В 2-х т.-- М.,
Худож. лит., 1982.
Т. 1. Вступит. статья, сост. и коммент. С. В. Букчина.
OCR Бычков М. Н.
СОДЕРЖАНИЕ
На маяке
Цепи
Бабье горе
Старый Махмутка
НА МАЯКЕ
Море бушевало и пенилось. Волны набегали одна на другую с белыми гребешками на спине и
ударялись об отвесную скалу с такою силою, точно хотели во что бы то ни стало достать маленький
домик, приютившийся у высокого маяка на верху скалы, и смыть его так, чтобы от него не осталось и
камешка. Но домик и маяк стояли крепко. Брызги волн едва долетали только до фундамента. Дул
сильный норд-ост. Чахлые деревца, посаженные вокруг маяка, гнулись и стонали под напором ветра. В
домике хлопали ставни. А наверху, сзади, над горным хребтом, точно в насмешку, лениво ползли облака,
ползли спокойно и тихо, и как будто назло бушующему ветру, шли в противную сторону. На море буря, а
наверху -- тишь и гладь и даже обратное течение воздуха. Это явление знакомо кавказцам.
Маяк стоял одиноко на выступе скалы. До ближайшего поселка было одиннадцать верст где-то
там, далеко за хребтом. Чтобы пройти туда, надо подняться на гору, пройти перевал и спуститься в
долину. В маленьком домике, казавшемся пигмеем сравнительно с гигантом маяком, жил смотритель
Лука Евсеевич с семнадцатилетнею дочерью и солдат Фейзулин. Более никого. Впереди море, сзади -горы
и ни одной живой души...
В эту бурю Лука Евсеевич стоял у фундамента маяка и смотрел в море. Ветер неистово трепал
его платье и жидкие волоски на висках. Брызги волн налетали на него дождем; Он был без пиджака, в
одной рубахе, но и рубаху расстегнул и обнажил грудь так, что на нее дождем падали соленые капли.
После каждого удара волн он проводил рукою за пазухой, растирая воду, и повторял:
-- За что же, за что? Чем я тебя прогневал, господи?! Нет... надо, надо, надо... Нельзя томить
чужую жизнь...
-- Фанар зажигать нада, ваш блародие,-- закричал у него над ухом солдат-татарин.
Лука Евсеевич не слышал.Шум моря заглушал человеческий голос.
--Жалко, жалко, сердце с места сорвется, а надо...-- повторял он про себя...
-- Фанар, ваш блародие...
Лука Евсеевич вздрогнул и обернулся.
-- А?
-- Огонь, маяк... светить нада...
-- Это ты, Фейзулин?.. Да, да, надо... свети, свети...-- очнулся Лука Евсеевич.-- Эка буря-то
какая...
Он уставился на солдата и стал смотреть, как ветер трепал его волосы и фалдочки старого
казенного мундирчика. Смотрел и ничего не понимал.
Стр.1