Чарской
Смелая жизнь
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА I
Обитатели старого сада
Большой, старый сад сарапульского городничего Андрея Васильевича Дурова ярко иллюминован. <...> Ни у кого, не только в уездном городе Сарапуле, но и в целой губернии,
не было такого снежно-белого личика, таких темно-синих глаз, похожих на два великолепные сапфира, ни
золотистых кос того неподражаемого червонного отлива, какими обладала вторая дочь сарапульского
городничего, Клеопатра. <...> -- Да, да, -- подхватила толстенькая Устенька Прохорова, -- скакать на диком Карабахе, как
простые казаки, как Надя, мы тоже не можем. <...> Не успел еще последний звук замолкнуть в безмолвии ночи, как кусты прибрежной осоки
раздвинулись и белое существо появилось на берегу пруда, совсем близко у воды. <...> -- Жанна д'Арк
Марфа Тимофеевна Дурова, супруга сарапульского городничего, еще молодая тридцатилетняя
женщина, с прекрасным тонким лицом и холодными серыми глазами, стальной взгляд которых придавал
что-то жесткое и надменное общему выражению лица, сидела, облеченная в белый батистовый
пудермантель, и убирала на ночь свои еще роскошные и толстые, как у девушки, косы. <...> Марфа Тимофеевна, по своему обыкновению, мысленно пробежала весь сегодняшний день и
осталась им недовольна. <...> Дело касалось Нади -- этой
строптивой, непокорной, полудикой девушки-ребенка, воспитанием которой так долго и тщетно
занималась сама Марфа Тимофеевна. <...> Быстрым,
ловким движением, в котором нет уже ничего неженственного и грубого, Надя бросается на колени перед
матерью, схватывает ее руки, белые, прозрачные руки с тонкими пальцами, сплошь унизанными
перстнями, и лепечет в каком-то безумном восторге, вся разгораясь румянцем и блестя своими темными,
яркими глазами:
-- "Дорогая"... "дорогая"... "дорогая"! <...> И, слегка высвободившись из цепких, сильных рук дочери, Марфа Тимофеевна взглянула на нее
пристальным, холодным взглядом, способным заморозить всякий порыв, и сказала ледяным, сдержанным
тоном:
-- Полно, Надя <...>
Смелая_жизнь.pdf
Чарская Л.А. Смелая жизнь/вст.ст. В. Приходько -- Москва: "Детская Литература", 1991 -- 238с.:
ил. О.Пархаев -- (Историческая библиотека)
Scan, OCR, SpellCheck: Kapti, 2009г
Историческая повесть для юношества
Л.Чарской
Смелая жизнь
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА I
Обитатели старого сада
Большой, старый сад сарапульского городничего Андрея Васильевича Дурова ярко иллюминован.
Разноцветные бумажные фонарики -- красные, желтые и зеленые -- тянутся пестрыми гирляндами между
гигантами деревьями, наполовину обнаженными от листвы беспощадною рукой старухи-осени.
Пылающие плошки, разбросанные там и сям в сухой осенней траве, кажутся грандиозными
светляками, дополняя собой красивую картину иллюминации. А над старым садом, непроницаемая и
таинственная, неслышно скользит под своим звездным покровом черноокая красавица -- осенняя
прикамская ночь...
На стенных часах в доме городничего пробило одиннадцать.
И вмиг старый дом дрогнул и оживился. Целая толпа девушек в легких белых платьях, обшитых
кружевами, рюшами и блондами, какие в начале XIX века, по тогдашней моде, носили наши прабабушки,
высыпала на крыльцо.
-- Какая ночь! Чудо! Совсем как летом! -- зазвенел звучными переливами молодой голосок, и одна
из белых фигурок протянула обнаженные до локтя руки к темному небу и ласковым звездам.
-- В такую ночь не грешно и по Каме прокатиться, не
правда ли, Клена? -- присоединился к первому голосу второй, грудной и низкий, с приятными
бархатистыми нотами.
Та, которую звали Кленой, повернула лицо к говорившей. Это была настоящая
четырнадцатилетняя красавица. Ни у кого, не только в уездном городе Сарапуле, но и в целой губернии,
не было такого снежно-белого личика, таких темно-синих глаз, похожих на два великолепные сапфира, ни
золотистых кос того неподражаемого червонного отлива, какими обладала вторая дочь сарапульского
городничего, Клеопатра. И четырнадцатилетняя Клена лучше всех сознавала неотразимую прелесть своей
необычайной красоты и очень гордилась ею.
-- Ну уж ты выдумаешь, Устенька! -- произнесла она недовольным голосом. -- Что может быть
интересного на Каме ночью! Меня, по крайней мере, туда вовсе не тянет.
Действительно, белокурую красавицу Клену не тянет на Каму. Что там хорошего? Холодно, сыро,
темно. А в зеленых зарослях еще, чего доброго, водятся русалки. А она -- белокурая Клена -- больше всего
в мире боится сырости и русалок. Она не Надя. Надя другое дело. Та ничего не боится, отчаянная какаято!
Та не только на Каму, на кладбище побежит ночью. Ведь ходила же она прошлой весной смотреть
утопленника, выброшенного на берег. А она, Клена, иная. Она -- степенная, благовоспитанная барышня, а
не "гусарская воспитанница", не "казак-девчонка", как называют все ее старшую сестру.
Да, кстати, где же она? Иллюминация гаснет, гости собираются уходить, а Надежды и след
простыл. Хороша именинница! Для нее устроен этот вечер, зажжены фонарики и плошки, приглашены
подруги, а она и ухом не ведет. Любезная хозяйка, нечего сказать!..
И хорошенькая Клена с беспокойством оглянулась на белую толпу девушек: так и есть -- там нет
Нади. Она исчезла.
-- Вася, -- взволнованно обращается девочка к плотненькому, коренастому мальчугану, резко
отделявшемуся своим темным мундирчиком от нарядных светлых платьиц юных гостей, -- ты не знаешь,
где Надежда?
Одиннадцатилетний Вася, беспечно рассказывавший в это время одной из барышень о том, каких
крупных карасей наловил сегодня в их пруду дворецкий Потапыч, сразу замолк и осекся.
Нет он не видел Нади. Где же она? И мальчик стал с беспокойством вглядываться в темную чащу
сада, где не горели огни и где было таинственно и жутко.
Стр.1