Лев ДРУСКИН Светлой памяти ПАМЯТИ МАНДЕЛЬШТАМА Лежим под пулеметами у вышек В своей одежде полосатой — там, Где у костра из краденых дровишек Босые ноги греет Мандельштам. <...> Сейчас в твоей кастрюльке прокопченной Забулькает похлебка из травы. <...> Лохмотья подпоясаны веревкой, Иззябший камень окаянно гол, Но снова шелковистую головку Подсовывает под руку щегол. <...> А небо стонет над безумным лбом, И гладит щеки, и бормочет в спину: ,,В Петрополе прозрачном мы умрем, Где царствует над нами Прозерпина". <...> ПАМЯТИ АХМАТОВОЙ К старухе горестной и умной, Блистательной, полубезумной, Мы едем в гости — сквозь содом И пиво улицы вокзальной. <...> Она ко мне благоволила, Она стихи мои хвалила. <...> И если двести лет прожить — Счастливо или несчастливо, Сотрется все, лишь это диво Мне будет голову кружить. <...> И было так невероятно, Когда мы ехали обратно, Казалось выдумкой такой, Что за углом, за полквартала, Она бредет домой устало И сосны трогает рукой. <...> ПАМЯТИ КУЗМИНА Город серый и сердитый — Ломкий воздух, зимний сплин. <...> Здесь живет поэт забытый По фамилии Кузмин. <...> Он огни Александрии Видит в северных снегах, И форели золотые Бьются в невских берегах. <...> И никто-никто не знает (Ведь чудес на свете нет), Что проспект пересекает 100 Божьей милостью поэт. <...> Лишь стихи на черном рынке Будут снова дорожать. <...> Слышу шорох, дыханье и трость, Слышу, в дверь мою, Богом забытую, Постучался неведомый гость. <...> Только ветер, живое создание, Шарит, молит — и все об одном, И во мраке навек отчеканены Этот дождь, этот сад за окном. <...> Не подняться и слова не вымолвить, Бродит память, сама не своя. <...> Соберись же с последними силами — Нас не минула чаша сия. <...>