Эмиграция — не партия Протестуя против публикации в „Гранях" двух до сих пор по-русски не опубликованных рассказов В. Солоухина <...> больше всего, по-видимому, опасается услышать в ответ обвинение во „въевшейся советской психологии", „привычке к цензуре" и в аналогичных нелестных вещах; такими обвинениями часто обмениваются друг с другом некоторые не в меру освободившиеся новые эмигранты. <...> Кстати, внешне она дает основание для таких обвинений. <...> Например, таким заявлением: „Не хочу вдаваться в обсуждение их (этих рассказов. <...> К.) художественных достоинств, т. к. я не критик, не литературовед и не обладаю безукоризненным вкусом. <...> Но мне непонятно, что побудило Вас напечатать эти рассказы", и далее: „Или эти рассказы произвели на Вас столь сногсшибательное впечатление, что Вы забыли „привходящие обстоятельства"? <...> Требование решать вопрос о публикации произведения, „не вдаваясь" в рассмотрение его художественных качеств, а исходя из „привходящих обстоятельств", — Отвечаю Н. <...> Например, если человек собрался в эмиграцию, то это „привходящее обстоятельство" гораздо важней для любого издательства, чем все, что тот может ему представить. <...> И тем не менее, несмотря на это сходство, дело тут совсем не в пережитках советского сознания. <...> Достаточно напомнить, что „Грани" — журнал литературный, а не классный, где ставятся отметки за поведение, что при публикации произведений вообще исходят не из „привходящих обстоятельств", а из художественных качеств (это ведь еще и качество его „души"), в рассмотрение которых Н. <...> А также — что советская жизнь полна неожиданностей, и надо радоваться любому проявлению честности, в ком бы она ни просыпалась, — вот уж где не каждое лыко в строку. <...> Если бы не то что Солоухин, о котором Н. Шатуновская <...> даже мысли не допускает, что эти рассказы могли кому-нибудь очень понравиться. <...> На многих, в том числе и на меня, они впечатление производят. <...> Я и не говорю, просто сообщаю о факте, с которым тоже надо <...>