Но рассказ о детстве — случай особый: эт о вариация на тему вариации, это перевод с другого языка, где у нас есть некоторый запас слов, но где мы не знаем ни одной идиомы и вынуждены переводить буквально или выдумывать из головы. <...> Открыл дверь, закрыл дверь, перелистнул страницу — и не надо метаться о т одной шкалы ценностей к другой, а раскрой уши, набери в легкие воздуху — и как думаешь, так и говори, как слышишь, так и понимай. <...> Мы оказались внутри — я еще не понял, внутри чего, — но прежде всего почувствовал облегчение, потому что вонь явно исчезла или, по крайней мере, стала намного слабее; примешались другие запахи, тоже не Бог весть какие приятные, но эт о уже было вполне терпимо; затем с некоторым опозданием я услышал странный гнусавый голос, издававший нечто вроде подвывания с прихихикиванием: «Э-э-э-э, хе-хе-хе! <...> Он делал эт о ложечкой, помогая себе рукой, и после каждой ягоды облизывал палец, далеко высовывая язык. <...> Эт о было какое-то немыслимое наслаждение, ничего общего не имеющее с едой — так, как я привык ее понимать. <...> Я молча выхожу из комнаты, долго стою в уборной, опершись на закрытую дверь. <...> Наконец дверь закрывается, я слышу скрип кровати, и мне кажется, слышу в этом скрипе неминуемое отвращение, с которым многострадальная железная сетка должна принимать в свое лоно эт о кособокое вонючее тело. <...> Двухстворчатая, масляной белой краской крашенная дверь во вторую комнату. <...> Ядовито и кроваво стрельнул он в нашу сторону, прошел к шкафу, не снимая синего прорезиненного плаща, порылся там, бормоча невнятно, и ушел молча, не ответив на мамин вопрос. <...> Я должен таскаться на работэ, я должен делать дела, подставлять головэ, я буду сидеть в тюрьмэ, а он будет жрать и спать и больше ничего! <...> Такой же мрачный крот в прорезиненном плаще, с пальцами, 67 как бы созданными специально для счета денег, с влажным ртом, чтобы мусолить эти пальцы, нет, еще — чтобы бормотать смешные и нелепые еврейские числительные, похожие на детские <...>