КАЮЩИЙСЯ БЕС УДИВЛЕНИ Е Перед самым отъездом в Испанию я имел редкий случай видеть, как удавилась Ротонда *). <...> Если вы произнесете самое волшебное и сладкое для многих людей слово: власть, — то Ротонда пожмет плечами и, в один голос, скажет: — Хай медведь властвуе! <...> . . Если вы заговорите о богатстве, Ротонда смешливо фыркнет и ответит: — Чепуха! <...> Конечно, иногда нужно продать картину, — и тут приходится улыбаться, но иногда и в этом случае Ротонда позволяет себе роскошь затянуться трубкой, пустить дым прямо в «морду» покупателя и процедить сквозь зубы: — Вам своих картин я не продам. <...> АПЛОДИСМЕНТ Ы Когда Ротонда поняла, что этот старик — свой брат Исаакий, — началась тяга к его столу. <...> — Аплодисмент, — начал он, — трепет бабочкиных крыльев в солнечный день, это—радость, исходящая из сердца, это — благодарность, переливающая через край чаши, это — самый сладкий и самый крепкий яд на земле, это — золото, сыплющееся из рога на ложе тициановских венер. <...> Аплодисмент счастливит и, как солнце, укрепляет и обжигает тело, как мажорная музыка, бодрит •душу и благословляет человека на новые подвиги. <...> Аплодисмент — это единственное, что осталось у человека от его детства, и когда вы аплодируете, это значит, что в вас проснулся ребенок, что заботы мудрости отлетели от вас, что с плеч упало много лет, что вы снова согласны играть в солдатики и запрягать в телегу деревянного коня. <...> Старик вдруг пришел в раздражение и, густо покраснев, мстительно хватил себя по щеке, хлебнул виши и потом, после долгой паузы, пожевал губами и спросил самого себя в том вкрадчивом тоне, в котором актеры говорят на сцене, когда есть ремарка: «в сторону»: — И ты, старый бес с облезлым хвостом, хотел этих аплодисментов! <...> Об этом старик рассказывал так: — Приехал из Петербурга человек, в лице которого было что-то крысиное, и объявил, что Семеновский — провокатор, и на тайном собрании подтвердил это неоспоримыми данными. <...> Семеновский любил или притворялся <...>