Иван Алексеевич Бунин
ОГНЬ ПОЖИРАЮЩИЙ
Оригинал здесь: Электронная библиотека Яблучанского.
Это была высокая красивая женщина с ясным и живым умом, с бодрым, деятельным характером,
молодая, здоровая, всячески счастливая, всячески одаренная судьбой. Как памятны мне ее блестящие
ореховые волосы, ее открытый и приветливый взгляд, чистый звук голоса, благородство рук и ног,
казавшихся особенно пленительными при се крупном сложении, и даже ее любимая накидка из
гранатового бархата, отороченная соболем! С каким удовольствием входил я всегда во двор ее
старинного особняка в Сен-Жерменском предместье! И вот как-то за чаем, на который она приглашала
нас каждую среду, среди оживленного и беспредметного разговора, кто-то почему-то вспомнил старика
В., известного собирателя фарфора, старомодного богача и едкого причудника, умершего в прошлом
году и завещавшего себя сжечь, пожелавшего, как он выразился, "быть тотчас же после смерти
ввергнутым в пещь огненную, в огнь пожирающий, без всякой, впрочем, претензии на роль Феникса".
Народу в гостиной было довольно много, и почти все при этом воспоминании возмутились. Неприятный
был человек, неприятное остроумие! Дамы зябко содрогнулись в своих мехах, мужчины с усмешкой
покачали головами. Хозяин сказал:
- Да, это очень чисто и скоро, эта пещь огненная, но все-таки не желал бы я попасть в нее. Уж
очень жарко. Мне даже и участь Феникса не кажется завидной.
Все засмеялись, кто-то прибавил:
- Так же, как мне участь тех трех отроков, что в пещи огненной пели хвалы господу!
А еще кто-то подхватил:
- Тем более, что вы уже далеко не в отроческом возрасте...
И вдруг хозяйка, возвысив голос, произнесла с неожиданной отчетливостью:
- А я как нельзя более понимаю В., хотя тоже не одобряю острот в его завещании, и пользуюсь
случаем заявить при всех здесь присутствующих свою непреклонную посмертную волю, которая, как
известно, священна и неспорима: после моей смерти я тоже должна быть сожжена. Да, сожжена.
И настойчиво повторила, отстраняя попытки перевести разговор опять на шутки:
- Нет, я еще раз и совершенно серьезно говорю, отлично понимая всю неуместность подобных
бесед в гостиной: я этого требую, это должно быть исполнено во что бы то ни стало, невзирая ни на
какие могущие быть протесты со стороны моих родных и близких.
- Да что с тобой? - сказал хозяин. - Из всей твоей речи мне понравилось только твое замечание
насчет странности такой гостинной беседы. Что с тобой?
- Только то, что я воспользовалась случаем, тем, что заговорили об этом, - ответила она. -
Сколько уже раз собиралась я завещать это письменно и все как-то забываю, откладываю. А мало ли что
может быть? Представь себе, что я нынче внезапно умру, - что тут невероятного?
А ровно через неделю после того именно это и случилось - она умерла перед самым выездом в
театр: уже шла по вестибюлю к выходу и вдруг со странной улыбкой схватилась за руку
сопровождавшего ее лакея - и тот едва успел поддержать ее. Я узнал эту совершенно дикую по
неожиданности новость от знакомого на улице и почему-то с необыкновенной поспешностью пошел
домой, простясь с ним. Мне показалось, что тотчас же надо сделать что-то решительное, чем-то резко
проявить себя. Но дома моей изобретательности хватило только на то, чтобы торопливо набить трубку,
торопливо закурить, сесть в кресло... Была весна, конец марта. Париж празднично сиял, кипел жизнью. У
нас в Пасси цвели и зеленели сады. По потолку надо мной топали, бегали дети, кто-то все начинал играть
на пианино что-то шутливое, милое. В открытое окно входила весенняя свежесть и глядела верхушка
старого черного дерева, широко раскинувшего узор своей мелкой изумрудно-яркой зелени, особенно
прелестной в силу противоположности с черной сетью сучьев. Там, за окном, сыпали веселим треском
воробьи, поминутно заливалась сладкими трелями какая-то птичка, а наверху топали и играли, и нее это
сливалось с непрерывным смутным шумом города, с дальним гулом трамваев, с рожками автомобилей,
со всем тем, чем так беззаботно при всей своей озабоченности жил весенний Париж...
А на другой день, в третьем часу, автомобиль мчал меня через весь город уже на кладбище ПерЛашез:
волю покойной не решились нарушить, тело ее должны были сжечь.
Едучи, я думал все то же: какая изумительная случайность! Точно сам злой дух внезапно шепнул
ей тогда, что минуты се сочтены. И нужно же было кому-то ни с того ни с сего вспомнить этого старого
Стр.1