Иван Алексеевич Бунин
ДАЛЕКОЕ
Оригинал здесь: Электронная библиотека Яблучанского.
Давным-давно, тысячу лег тому назад, жил да был вместе со мною на Арбате, в гостинице
"Северный Полюс", некий неслышный, незаметный, скромнейший в мире Иван Иванович, человек уже
старенький и довольно потрепанный.
Из году в год жила, делала свое огромное дело Москва. Что-то делал, зачем-то жил на свете и он.
Часов в девять он уходил, в пятом возвращался. О чем-то тихо, но ничуть не печально думая, он снимал с
гвоздя в швейцарской свой ключ, поднимался во второй этаж, шел по коленчатому коридору. В коридоре
очень сложно и очень дурно пахло и особенно чем-то тем, душным и резким, чем натирают полы в
дрянных гостиницах. Коридор был темный и зловещий (номера выходили окнами во двор, а стекла над
их дверями давали мало света), и весь день горела в конце каждого его колена лампочка с рефлектором.
Но казалось, что Иван Иванович не испытывал ни малейшей доли тех тяжких чувств, которые возникали
насчет коридора у людей, не привыкших к "Северному Полюсу". Он шел по коридору спокойно и
просто. Встречались ему его сожители: бодро спешащий, с молодой бородой и ярким взглядом студент,
на ходу надевавший шинель в рукава; независимого вида стенографистка, рослая, манящая, несмотря на
свое сходство с белым негром; старая маленькая дама на высоких каблучках, всегда наряженная,
нарумяненная, с коричневыми волосами, с вечным клокотанием мокроты в груди, о встрече с каковой
дамой предупреждал быстро бегущий по коридору лепет бубенчиков на ее курносом мопсе с выдвинутой
нижней челюстью, с яростно и бессмысленно вылупленными глазами... Иван Иваныч вежливо со всеми
встречными раскланивался и ничуть не претендовал на то, что ему едва кивали в ответ. Он проходил
одно колено, заворачивал в другое, еще более длинное и черное, где еще дальше краснела и блистала
впереди стенная лампочка, совал ключ в свою дверь - и уединялся за нею до следующего утра.
Чем он у себя занимался, как коротал свой досуг? А бог его знает. Домашняя его жизнь, ничем
внешним не проявляемая, никому не нужная, была тоже никому не ведома - даже горничной и
коридорному, нарушавшим его затворничество только подачей самовара, уборкой постели и гнусного
умывальника, из которого струя воды била всегда неожиданно и не на лицо, не на руки, а очень высоко и
в сторону, вкось. С редкой, повторяю, незаметностью, с редким однообразием существовал Иван
Иваныч. Проходила зима, наступала весна. Неслись, грохотали, звенели конки по Арбату, непрерывно
спешили куда-то, навстречу друг другу, люди, трещали извозчичьи пролетки, кричали разносчики с
лотками на головах, к вечеру в далеком пролете улицы сияло золотисто-светлое небо заката, музыкально
разливался над всеми шумами и звуками басистый звон с шатровой, древней колокольни: Иван Иваныч
как будто даже и не видел, не слышал ничего этого. Ни зима, ни весна, ни лето, ни осень не оказывали ни
малейшего видимого влияния ни на него, ни на образ его жизни. Но вот, однажды весной, приехал
откуда-то, взял номер в "Северном Полюсе" и стал ближайшим соседом Иван Иваныча какой-то князь. И
произошло с Иван Иванычем нечто совершенно нежданное, негаданное.
Чем мог поразить его князь? Конечно, не титулом, - была же старейшая сожительница Иван
Иваныча, маленькая дама с мопсом, тоже особой титулованной, и, однако, не чувствовал он к ней ровно
ничего. Чем мог пленить? Конечно, не богатством и не внешностью - князь был очень прожившийся
человек, а на вид очень запущенный, нескладно огромный, с мешками под глазами, с шумной, тяжкой
одышкой. И все-таки был Иван Иваныч и поражен и пленен, а главное, совсем вон выбит из своей
долголетней колеи. Он превратил свое существование в какое-то непрестанное волнение. Он поверг себя
в тревожное, мелкое и постыдное обезьянство.
Князь приехал, поселился, стал уходить и приходить, с кем-то видеться, о чем-то хлопотать, -
совершенно так же, разумеется, как делали это все, которые останавливались в "Сонорном Полюсе",
которых перебывало на памяти Иван Иваныча великое множество и навязываться на знакомство с
которыми Ивану Иванычу и в голову не приходило. Но князя он почему-то из всех отличил. Перед
князем он, при второй же или третьей встрече в коридоре, почему-то расшаркался, представился и со
всяческими любезнейшими извинениями попросил сказать как можно точнее, который час. А завязав
таким ловким образом знакомство, просто влюбился в князя, привел в полное расстройство весь свой
обычный жизненный уклад и рабски стал подражать князю чуть не на каждом шагу.
Князь, например, ложился спать поздно. Он возвращался домой часа в два ночи (и всегда на
извозчике). Стала и у Ивана Иваныча гореть до двух часов лампа. Он зачем-то ждал возвращения князя,
Стр.1