Иван Алексеевич Бунин
КОНЕЦ
Оригинал здесь: Электронная библиотека Яблучанского.
I
На горе в городе был в этот промозглый зимний день тот роковой промежуток в борьбе, то
безвластие, та зловещая безлюдность, когда отступают уже последние защитники и убегают последние
из убегающих обывателей... Город пустел все страшнее, все безнадежнее для оставшихся в нем и
мучающихся еще неполной разрешенностью свой судьбы. По окраинам, возле вокзала и на совершенно
вымерших улицах возле почты и государственного банка, где на мостовых уже лежали убитые, то и дело
поднимался треск, град винтовок или спешно, дробно строчил пулемет.
К вечеру из-за северной заставы началась орудийная пальба, бодро раздавался тяжкий, глухой
стук, от которого вздрагивала земля, за ним великолепный, с победоносной мощью режущий воздух и
звенящий звук снаряда и, наконец, громовой разрыв, оглушающий весь город. Потом внезапно пошла
частая и беспорядочная оружейная стрельба на спусках в порт и в самом порту, все приближаясь к
"Патрасу", под французским флагом стоявшему у набережной в Карантинной гавани. Откуда-то донесся
быстро бегущий, тревожно и печально требующий дороги рожок кареты Скорой помощи... Стало жутко
и на "Патрасе" - то страшное, что совершилось на горе, доходило и до него. "Что же мы стоим? -
послышались голоса в толпе, наполнявшей пароход. - С ума сошли, что ли, французы? Нас не выпустят,
нас всех перережут!" - И все стали врать напропалую, стараясь зачем-то еще более напугать и себя и
других: угля, говорят, нет, команда, говорят, бунтует, матросы красный флаг хотят выкинуть... Между
тем уже темнело.
Но вот, в пятом часу, выскочил наконец из-за старого здания таможни и подлетел к пароходу
крытый автомобиль - и у всех вырвался вздох облегчения: консул приехал, значит, слава богу, сейчас
отвалим. Консул, с портфелем под мышкой, выпрыгнул из автомобиля и пробежал по сходням, за ним
быстро прошел офицер в желтых крагах и в короткой волчьей шубке мехом наружу, нарочито грубого и
воинственного вида, и тотчас же загремела лебедка, и к автомобилю стала спускаться петля каната. Все с
жадным любопытством столпились к борту, уже не обращая внимания на стрельбу где-то совсем близко,
автомобиль, охваченный петлей, покосился, отделился от земли и беспомощно поплыл вверх с криво
повисшими, похожими на поджатые лапы колесами... Два часовых, два голубых солдатика в железных
касках, стояли с карабинами на плечо возле сходней. Вдруг откуда-то появился перед ними яростно
запыхавшийся господин в бобровой шапке, в длинном пальто с бобровым воротником. На руках у него
спокойно сидела прелестная синеглазая девочка. Господин, заметно было, повидал виды. Он был
замучен, он был так худ, что пальто его, забрызганное грязью, с воротником точно зализанным, висело
как на вешалке. А девочка была полненькая, хорошо и тепло одета, в белом вязаном капоре. Господин
кинулся к сходням. Солдаты было двинулись к нему, но он так неожиданно и так свирепо погрозил им
пальцем, что они опешили, и он неловко вбежал на пароход.
Я стоял на рубке над кают-компанией и с бессмысленной пристальностью следил за ним. Потом
так же тупо стал смотреть на туманившийся на горе город, на гавань. Темнело, орудийная, а за нею и
ружейная стрельба смолкла, и в этой тишине и уже спокойно надвигающихся сумерках чувствовалось,
что дело уже сделано, что город сдался... В городе не было ни одного огня, порт был пуст, "Патрас"
уходил последним. За рейдом терялась в сумрачной зимней мгле пустыня голых степных берегов. Вскоре
пошел мокрый снег, и я, насквозь промерзнув за долгое стояние на рубке, побежал вниз. Мы уже
двигались, все плыло подо мною, набережная косяком отходила прочь, туманно-темная городская гора
валилась назад... Потом шумно заклубилась вода из-под кормы, мы круто обогнули мол с мертвым,
темным маяком, выровнялись и пошли полним ходом... Прощай, Россия, бодро сказал я себе, сбегая по
трапам.
II
Стр.1