Иван Алексеевич Бунин
ЗАХАР ВОРОБЬЕВ
Оригинал здесь: Электронная библиотека Яблучанского.
На днях умер Захар Воробьев из Осиновых Дворов.
Он был рыжевато-рус, бородат и настолько выше, крупнее обыкновенных людей, что его можно
было показывать. Он и сам чувствовал себя принадлежащим к какой-то иной породе, чем прочие люди, и
отчасти так, как взрослый среди детей, держаться с которыми приходится, однако, на равной ноге. Всю
жизнь, - ему было сорок лет, - не покидало его и другое чувство - смутное чувство одиночества; в
старину, сказывают, было много таких, как он, да переводится эта порода. "Есть еще один вроде меня, -
говорил он порою, - да тот далеко, под Задонском".
Впрочем, настроен он был неизменно превосходно. Здоров на редкость. Сложен отлично. Он был
бы даже красив, если бы не бурый загар, не слегка вывороченные нижние веки и не постоянные слезы,
стеклом стоявшие в них под большими голубыми глазами. Борода у него была мягкая, густая, чуть
волнистая, так и хотелось потрогать ее. Он часто, с ласковостью гиганта, удивленно улыбался и
откидывал голову, слегка открывая красную, жаркую пасть, показывая чудесные молодые зубы. И
приятный запах шел от него: ржаной запах степняка, смешанный с запахом дегтярных, крепко кованных
сапог, с кисловатой вонью дубленого полушубка и мятным ароматом нюхательного табаку: он не курил,
а нюхал.
Он вообще был склонен к старине. Ворот его суровой замашной рубахи, всегда чистой, не
застегивался, а завязывался маленькой красной ленточкой. На пояске висели медный гребень и медная
копаушка. Лет до тридцати пяти носил он лапти. Но подросли сыновья, двор справился, и Захар стал
ходить в сапогах. Зиму и лето не снимал он полушубка и шапки. И полушубок остался после него
хороший, совсем новый, зелено-голубые разводы и мелкие нашивки из разноцветного сафьяна на
красиво простроченной груди еще не слиняли. Бурый котик, - опушка борта и воротника, - был еще
остист и жесток. Любил Захар чистоту и порядок, любил все новое, прочное.
Умер он совсем неожиданно.
Было начало августа. Он только что отмахал порядочный крюк. Из Осиновых Дворов прошел он
в Красную Пальну, на суд с соседом. Из Пальны сделал верст пятнадцать до города: нужно было
побывать у барыни, у которой снимал он землю. Из города приехал по железной дороге в село Шипово и
пошел в Осиновые Дворы через Жилое: это еще верст десять. Да не то свалило его.
- Что? - удивленно и царственно-строго сказал бы он своим бархатным басом. - Сорок верст?
И добродушно добавил бы:
- Что ты, малый! Да я их тыщу могу исделать.
Был первый Спас. "Хорошо бы теперь для праздничка выпить маленько", - шутя сказал он в
Шипове знакомому, петрищевскому кучеру, проходя по залитому мелом вокзалу, который, как всегда
летом, ремонтировали. "Что ж не пьешь? Кстати бы и мне поднес", - ответил кучер. "Не на что,
потратился, и так в грузовом вагоне ехал", - сказал Захар, хотя деньги у него были. Кучер подмигнул
приятелю, уряднику Голицыну. Пристрял шиповский мужик, пьяница Алешка. И все четверо вышли из
вокзала. Захар и Алешка пошли пешком, кучер сел в тележку, запряженную парой, - он выезжал за
Петрищевым, да тот не приехал, - урядник на дрожки-бегунки. И Алешка тотчас затеял спор: может ли
Захар выпить в час четверть?
- А с закуской? - спросил Захар, широко шагая по сухой земле, изрезанной колеями, возле
высокой кобылы урядника и порой осаживая вниз оглоблю, поправляя косившую упряжь.
- Можешь требовать чего угодно, на полтинник, - сказал кучер, человек недалекий, сумрачный.
- А проспоришь, - прибавил Алешка, оборванный мужик с переломленным носом, - а
проспоришь, за все втрое отдашь.
- Нехай будя по-вашему, - снисходительно отозвался Захар, думая о том, чего спросить на
закуску.
Он не только не устал от путешествия в Пальну, - где дело кончилось превосходно, миром, - не
только не истомился, промучившись в городской жаре двое суток, но даже чувствовал подъем, прилив
силы. Ему всем существом своим хотелось сделать что-нибудь из ряда вон выходящее. Да что? Выпить
четверть - это не бог весть какая штука, это не ново... Удивить, оставить в дураках кучера - невелик
интерес... Но все-таки на спор пошел он охотно. И, принявшись за еду и питье, сперва наслаждался едой,
Стр.1