Иван Алексеевич Бунин
ДАЛЕКОЕ
Оригинал здесь: Электронная библиотека Яблучанского.
Иле девять лет. На нем гимназический картуз, шелковая коричневая косоворотка, козловые
сапожки с сафьяновым ободком на голенищах. Он сидит сзади отца на беговых дрожках, дрожки шибко
катятся большой дорогой, а вокруг - поле, летнее жаркое утро...
Старую донскую кобылу подали к крыльцу чуть не на рассвете. Но, боже, сколько раз заглядывал
Иля в кабинет отца, в тщетной надежде, что разговор со старостой кончен! Уже и росистая трава в тени
от амбаров успела высохнуть, и запахло в саду оцепеневшей на солнечном припеке черемухой... Даже
кобыла и та стала задремывать от скуки: осела на левую заднюю ногу, прижала одно ухо, прикрыла
глаза...
Но всему бывает конец, кончилась и пытка ожидания. Держится Иля за кожаную подушку
сиденья, задрав ноги на заднюю ось и почти касаясь лбом ружейных стволов на спине отца, поглядывает,
как трепещут сверкающие на солнце спицы, как бежит по пыли возле них белая, с подпалинами,
Джальма, близко видит загорелую шею и широкий затылок под белым картузом... Солнце стоит высоко и
сильно припекает, кожа на дрожках стала горячая, - приятно пахнет нагретой кожей и колесной мазью.
Душная, густая пыль облаком встает из-под колес, парусиновый пиджак на плечах отца темнеет. Но вот
и проселок полевой рубеж, длинным, узким коридором теряющийся меж степами высокой серо-зеленой
ржи. Отец сдерживает лошадь и закуривает, пуская через плечо клуб душистого дыма...
Ах, эти проселки! Весело ехать по глубоким колеям, заросшим муравой, повиликой, какими-то
белыми и желтыми цветами на длинных стеблях. Ничего невидно ни впереди, ни по сторонам - только
бесконечный, суживающийся вдали пролет меж стенами колосистой гущи да небо, а высоко на небе -
жаркое солнце. Синие васильки, лиловый куколь и желтая сурепка цветут во ржи. Дрожки задевают
колосья, растущие кое-где по дороге, и они однообразно клонятся под колесами и выходят из-под них
черными, испачканными колесной мазью. Мелкие кузнечики сухим дождем непрерывно сыплются из
подорожника... Неожиданно потянуло откуда-то легким ветерком, солнечной теплотой... Отец подбирает
вожжи... И опять заиграли спицы, закружились перед глазами пестрые венки навертевшихся на втулки
цветов, запрыгали дрожки по выбоинам... Тут надо держаться покрепче, но, ухватившись за сиденье
обеими руками, все-таки пристально следишь за тем, как навстречу, лоснясь, бегут серо-зеленые волны,
как тень от облачка то там, то здесь на мгновение затушевывает их, как носится, хлопая ушами, за
перепелами и жаворонками Джальма: иногда совершенно пропадает во ржи, - только по волнистой
линии, струящейся за нею, видно, где она, - а иногда высоко выпрыгивает из колосьев, удивленно
озираясь по сторонам...
Порою встречалась телега, в ней - баба с белоголовым мальчиком на коленях, которая неумело
держит веревочные вожжи, неумело сворачивает, заезжая в рожь, а бокастая лошаденка с жадностью
хватает губами колосья... Встретился однажды мужик: он без шапки сидел на грядке телеги, возле
длинного узкого гробика из золотистого теса, и веселое лучистое солнце жарко пекло его лохматую
голову... Встречался урядник верхом на худой, длинношеей кляче или бородатый, могучий о. Алексей в
широкополой шляпе, высоко восседавший на своей тележке, за которой бежал жеребенок мышиного
цвета, на длинных, тонких ножках... А не то вдали показывался тарантас, а в тарантасе - загорелый
помещик в крылатке, в дворянском картузе, с изумленно выкаченными белками. Увидав соседа, он
изумлялся еще более, радостно таращил глаза и разводил руками, меж тем как кучер в плиссовой
безрукавке и круглой шапочке с павлиньими перьями останавливал тройку. Останавливал лошадь и отец,
слезал с дрожек навстречу вылезавшему из тарантаса толстяку - и начинались бесконечные разговоры.
Помещик говорит страшно громко, размахивает руками и все кого-то бранит... Потом над чем-то долго, с
мучительным наслаждением хохочет, сотрясаясь всем телом... Отец тоже кричит и тоже хохочет.
- Ну, до свиданья, до свиданья! - наконец говорит он, нахохотавшись.
- До свиданья, батюшка, очень рад был встретиться!
- Мой поклон вашему семейству!
- И вашим также передайте мой сердечный привет!
- Восемнадцатого будете?
- Обязательно, обязательно!
Помещик становится на подножку тарантаса, накренивая его, с трудом усаживается... Но не
Стр.1