Фаддей Блугарин
КАК ЛЮДИ ДРУЖАТСЯ
(Справедливый рассказ)
Мы уже до того дожили на белом свете, что философы и моралисты усомнились в
существовании дружбы, а поэты и романисты загнали ее в книги и так изуродовали
ее, что кто не видал ее в глаза, тот никоим образом ее не узнает. В самом деле,
неужели можно назвать священным именем дружбы эти связи, основанные на мелких
расчетах самолюбия, эгоизма или взаимных выгод? Мы видим людей, которые живут
двадцать, тридцать лет в добром согласии, действуют заодно, никогда не ссорятся,
доверяют один другому, и говорим, вот истинные друзья. Таких друзей много. Есть
люди, которые входят в тесный союз, с тем чтобы ненавидеть третьего и вредить
ему. И этот союз называют в свете дружбою! Есть сто различных родов подобной
дружбы, и вы от подобных друзей услышите повторение избитых речений: "Чтобы
узнать человека, надобно съесть с ним две бочки соли". Испытанные друзья! Другой
вам скажет: "Деньги оселок дружбы, а мы уже не один миллион разделили согласно".
О, нежные друзья! "Я и дети мои обязаны другу моему местами и наградами. Он
воспользовался милостью своего покровителя и облагодетельствовал нас". Тут нет
уже дружбы. Дружба не вмешивается ни в дела, ни в расчеты. Да что ж такое
дружба? Право, не умею истолковать. Нет никакого сомнения в том, что все мы, т.
е. люди, чрезвычайно любим себя и ужасно нравимся самим себе. Дружба есть
волшебство, чародейство. Посредством непостижимого очарования дружба
представляет нам вас самих в другом лице и вы привязываетесь к этому лицу, как к
самому себе: вот вам и дружба. Друг ваш не похож на вас, ни лицом, ни нравом,
нет нужды. В вас самих лета и болезнь изменяют лицо, вы сами не всегда
одинакового нрава. Но главное: чувствования и образ мыслей у вас и друга одни и
те же. Вот где моральное тождество мыслей и сходство. Вы скажете: мало ли людей
с одним образом мыслей и с одними чувствованиями; неужели все это друзья? Дело в
том, что эти чувствования и мысли не стоят гроша. Дружба не принимает
чувствований и мыслей на вес, на меру и по тарифу. Истинные друзья могут
ссориться между собою, гневаться один на другого, даже бранить друг друга, точно
так же, как мы бываем недовольны собою, гневаемся на себя и сознаемся в своих
ошибках. Сказать о друге: он не способен ни к чему дурному, а в этом случае
поступил неблагоразумно, есть то же, что сказать: сознаюсь, что я поступил
неосторожно. Вы будете ссориться, гневаться и будете душевно любить друг
друга... Это настоящая дружба, а дружба есть точь-в-точь любовь. Истинной любви
нет без дружбы, а дружбы - без любви.
Но как люди дружатся? Уже верно не за шампанским, не за красным сукном, не в
беседах и не вследствие долговременного испытания. Сошлись, увиделись и полюбили
друг друга навеки... За что? А бог знает... так... ни за что. Ему что-то во мне
понравилось; мне нравится в нем все, голос, приемы, движения, мысли, чувства,
образ изъяснения. Наконец, чем долее мы узнаем друг друга, тем более
привязываемся, и все-таки не зная за что. Если он имеет сатирический дух, то
даже замечает мои смешные стороны и хохочет. На другого я бы гневался, а с ним
хохочу сам над собою, подшучиваю над ним... то есть: мы думаем и чувствуем
вслух, разделяем все, не думая о разделе, доверяем вполне друг другу, не
помышляя о доверенности и недоверчивости, а все это потому, что в нем я вижу
себя и притом в лучшем виде. Я уверен даже, что он лучше меня, т. е. это я в
праздничном наряде.
Я вам расскажу, как я подружился...
Я жил в Варшаве, на Свентоюрской улице, в небольшом каменном доме на улицу,
принадлежавшем в то время почтенному старику немцу, Г. Каминскому, который
каждый праздник присылал мне цветов из своего садика и удивлялся, что я
предпочитаю прогулки в поле и в лесу на Белянах, на Воле и т. п. спокойному
наслаждению видом цветов и зелени из его беседки. В один день, когда тучи
угрожали дождем, я, вместо обыкновенной прогулки за город, пошел в ближайший
публичный сад, называемый садом Красинского. Это было в 8 часов утра.
Прогуливающихся не было вовсе. Обошед несколько раз весь сад, я сел отдохнуть на
скамье. На другом конце сидел молодой человек, в гусарском долмане, с унтерофицерскими
галунами. Он был бледен, как труп. На лице его изображались яркими
чертами недуг телесный и скорбь душевная. Взор его был полупомеркший. Но лицо
его сохраняло остатки красоты необыкновенной. Черты его имели правильную
азиатскую форму; черные волосы вились в кудри, и в физиономии отражались ум и
добродушие. Ему было около двадцати лет. Пушок едва твердел на усах. Взглянув на
Стр.1