ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Toi qui connais les hussurds de
la garde
Connais-tu pas l'trombon du
regiment. <...> Аридовы веки Северов не проживет и в самом ближайшем будущем попадет в сумасшедший
дом. <...> Снаряд" его пробовали прятать, отнимать, это ни к чему не приводит, а раз привело даже к
скандалу, когда он чуть не разгромил артиллерией губернский город, наложив на Совет контрибуцию с
первым требованием представить ему пятьдесят шприцев и две тысячи ампул морфия!! <...> Десять
миллионов, которые он кстати потребовал от непокорного Совета (не давали фуража для его отряда),
доставить оказалось легче, чем его проклятое снадобье и "снаряды", а все это потому, что Силаевский
некий, командир полка, решил исправить своего начальника и отучить его от наркотики. <...> Но жить без него мне было бы трудно, мне пришлось бы больше думать и потерять
работоспособность за этим занятьем; Северов работает в свободное от размышлений время". <...> - У Юрия Александровича, в их вагоне, товарищ Силаевский сидят и сказали, что сейчас будет у
всех проверка документов... <...> Калабухов смотрел, как в солдатской
массе, галдевшей ожесточеннее, любопытствовавшей острее, чем другие пассажиры, вспыхивали и
рвались серые лица и снова тонули под крик:
- Хто они такие? <...> Я командующий первой особой революционной армией: я - Калабухов. <...> - Когда часть, когда-то целой могучей революционной партии, имевшей огромные заслуги в
прошлом перед угнетенным крестьянством, пошла за болтуном Керенским... <...> )
- Никогда ни я, ни наша партия левых социалистов-революционеров, - не изменит трудовому... и
т.д. <...> Рабочий почему-то сознал за
необходимое пожать Калабухову руку и поблагодарить за речь. <...> Обвисало в сторону Калабухова:
- У вас что же, двойное фамилие? <...> Северов поднял пухлые веки и буркнул:
- Аграрная программа. <...> А ты, Алексей Константинович, говорил так, как будто по жестяному
ведру бубнил. <...> - Алексей Константинович, ты великолепный революционер, но ты никогда не увидишь новой
земли и нового неба, именно потому. <...> Справа - река, город наш метнулся <...>
Мятеж.pdf
Сергей БУДАНЦЕВ
МЯТЕЖ
Роман
Оригинал здесь: http://www.ruthenia.ru/sovlit/c/100224.html
Когда же церковь хоронила тело его, уже чтя его как святого, то вдруг при возгласе диакона:
"оглашенные, изыдите!" - гроб с лежащим в нем телом мученика сорвался с места и был извергнут из
храма, и так до трех раз. -
Достоевский.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Toi qui connais les hussurds de
la garde
Connais-tu pas l'trombon du
regiment.
(Стар. солдатск. песенка.)
Первая.
"Человека не видно. Мы захлебнулись "коллективами", "массами". У меня это ощущение
утопания - с войны, когда я попал на фронт в 15-м году, и в особенности с тех пор, как я начал
командовать в последние месяцы семнадцатого года эскадроном дикой дивизии... Бывало, - вой, визг, а
тебя и рядом который - нет. Остался ЧЕЛОВЕК, говорит Северов, ЧЕЛОВЕК, написанный огромными
прописными буквами. Но условимся писать просто; этот "человек" рвет кругом себя пространства и,
главное, совершенно измочалил тонкую ткань времени. Ощущение себя в этом барахтаньи - как при
сильном насморке (у близоруких, по моему, это дается расплывчатостью и смазанностью очертаний),
когда внезапно чувствуешь себя необычайно ограниченным, лишенным всего существенного физически,
словно сорванным с петель, отрезанным и запрятанным за неодолимый ком в носу. Так бывает при
временной потере физической чувствительности. В нашем современном быту меня лишили обоняния
рвущиеся кругом события, рвущие окончательно мой, наш быт. Они сшибаются лбами, они валятся со
столов Президиума В. Ц. И. К. и Совнаркома, это - особо-прыткие революционные события; а сзади и
под видимым треволненьем ползет и гноится русская жизнь: ее событья, сгущенные в тысячелетнюю
дремоту, слепо толкаются в спину средневековья. Все это напоминает телеграфную запись: и суетливое
шуршанье лент и дождичек черненьких значков на горах спутанной бумаги, - всего только короткая
телеграмма. Я перестал обонять в этой парной оранжерее; я как будто простудился в гражданской войне,
которой, в значительной степени, руковожу.
Но мчась в своем поезде, по счастью, отрываемый и от событий и от быта, получивши на
несколько суток право "экстерриториальности" а, стало-быть, и "вневременности", т.-е. право не
барахтаться в суете и даже не плавать поверх ее, - я вижу, мчась и спеша, что мы отстаем от чего-то (от
Стр.1