В. Я. Брюсов
МЕДНЫЙ ВСАДНИК
Оригинал находится у Олега Колесникова.
I
ИДЕЯ ПОВЕСТИ
1
Первое, что поражает в "Медном Всаднике", это - несоответствие между фабулой повести и ее
содержанием.
В повести рассказывается о бедном, ничтожном петербургском чиновнике, каком-то Евгении, неумном,
неоригинальном, ничем не отличающемся от своих собратий, который был влюблен в какую-то Парашу,
дочь вдовы, живущей у взморья. Наводнение 1824 года снесло их дом; вдова и Параша погибли. Евгений
не перенес этого несчастия и сошел с ума. Однажды ночью, проходя мимо памятника Петру I, Евгений, в
своем безумии, прошептал ему несколько злобных слов, видя в нем виновника своих бедствий.
Расстроенному воображению Евгения представилось, что медный всадник разгневался на него за это и
погнался за ним на своем бронзовом коне. Через несколько месяцев после того безумец умер.
Но с этой несложной историей любви и горя бедного чиновника связаны подробности и целые эпизоды,
казалось бы вовсе ей нс соответствующие. Прежде всего ей предпослано обширное "Вступление", которое
вспоминает основание Петром Великим Петербурга и дает, в ряде картин, весь облик этого "творения
Петра". Затем, в самой повести, кумир Петра Великого оказывается как бы вторым действующим лицом.
Поэт очень неохотно и скупо говорит о Евгении и Параше, но много и с увлечением - о Петре и его
подвиге. Преследование Евгения медным всадником изображено не столько как бред сумасшедшего,
сколько как реальный факт, и, таким образом, в повесть введен элемент сверхъестественного. Наконец,
отдельные сцены повести рассказаны тоном приподнятым и торжественным, дающим понять, что речь
идет о чем-то исключительно важном.
Все это заставило критику, с ее первых шагов, искать в "Медном Всаднике" второго, внутреннего смысла,
видеть в образах Евгения и Петра воплощения, символы двух начал. Было предложено много
разнообразнейших толкований повести, но все их, как нам кажется, можно свести к трем типам.
Одни, в их числе Белинский, видели смысл повести в сопоставлении коллективной воли и воли
единичной, личности и неизбежного хода истории. Для них представителем коллективной воли был Петр,
воплощением личного, индивидуального начала - Евгений. "В этой поэме, - писал Белинский, - видим мы
горестную участь личности, страдающей как бы вследствие избрания места для новой столицы, где
подверглось гибели столько людей... И смиренным сердцем признаем мы торжество общего над частным,
не отказываясь от нашего сочувствия к страданию этого частного... При взгляде на великана, гордо и
неколебимо возносящегося среди всеобщей гибели и разрушения и как бы символически
осуществляющего собою несокрушимость его творения, мы хотя и не без содрогания сердца, но
сознаемся, что этот бронзовый гигант не мог уберечь участи индивидуальностей, обеспечивая участь
народа и государства, что за него историческая необходимость и что его взгляд на нас есть уже его
оправдание... Эта поэма - апофеоза Петра Великого, самая смелая, какая могла только прийти в голову
поэту, вполне достойному быть певцом великого преобразователя". С этой точки зрения из двух
столкнувшихся сил прав представитель "исторической необходимости", Петр.
Другие, мысль которых всех отчетливее выразил Д. Мережковский, видели в двух героях "Медного
Всадника" представителей двух изначальных сил, борющихся в европейской цивилизации: язычества и
христианства, отречения от своего я в боге и обожествления своего я в героизме. Для них Петр был
выразителем личного начала, героизма, а Евгений - выразителем начала безличного, коллективной воли.
"Здесь (в "Медном Всаднике"), - пишет Мережковский, - вечная противоположность двух героев, двух
начал: - Тазита и Галуба, старого Цыгана и Алеко, Татьяны и Онегина... С одной стороны, малое счастье
малого, неведомого коломенского чиновника, напоминающего смиренных героев Достоевского и Гоголя,
Стр.1