Единственный разрѣшенный авторомъ переводъ съ испанскаго Татьяны Герценштейнъ. <...> Четырнадцать мѣсяцевъ провелъ уже Рафаэль въ тѣсной камерѣ. <...> Его міромъ были четыре, печально-бѣлыя, какъ кости, стѣны; онъ зналъ наизусть всѣ трещины и
мѣста съ облупившеюся штукатуркою на нихъ. <...> А отъ пола, длиною въ
восемь шаговъ, ему едва ли принадлежала половина площади изъ-за этой звенящей и бряцающей цѣпи
съ кольцомъ, которое впилось ему въ мясо на ногѣ и безъ малаго вросло въ него. <...> И въ то время какъ въ Мадридѣ въ послѣдній разъ
пересматривались бумаги, относящіяся къ его процессу, онъ проводилъ здѣсь цѣлые мѣсяцы, какъ
заживо погребенный; онъ гнилъ, точно живой трупъ въ этомъ каменномъ гробу, и желалъ, какъ
минутнаго зла, которое положило-бы конецъ другимъ, болѣе сильнымъ страданіямъ, чтобы наступилъ
поскорѣе часъ, когда ему затянутъ шею, и все кончится сразу. <...> Однажды -- какъ
хорошо помнилъ это Рафаэль! -- воробей появился у рѣшетки, какъ шаловливый мальчикъ. <...> Попрыгунъ
чирикалъ, какъ бы выражая свое удивленіе при видѣ тамъ внизу этого бѣднаго, желтаго и слабаго
существа, дрожащаго отъ холода въ разгарѣ лѣта, съ привязанными къ вискамъ какими-то тряпками и съ
рванымъ одѣяломъ, опоясывавшимъ нижнюю часть его тѣла. <...> Онъ
завидовалъ тѣмъ, что гуляли во дворѣ, считая свое положеніе однимъ изъ наиболѣе жалкихъ. <...> Онъ устроилъ себѣ развлеченіе, распѣвая
заунывнымъ тономъ молитвы, которымъ научила его мать, и изъ <...>
Разсказы.pdf
Висенте Бласко Ибаньесъ.
Разсказы.
Осужденная. Разсказы.
Единственный разрѣшенный авторомъ переводъ съ испанскаго Татьяны Герценштейнъ.
Съ критическимъ очеркомъ Э. Замакоиса.
Книгоиздательство "Современныя проблемы".МОСКВА. -- 1911.
OCR Бычков М.Н.
Содержаніе
Осужденная.
Состраданіе.
Въ морѣ.
Чиновникъ.
Брошенная лодка.
Хлѣвъ Евы.
Человѣкъ за бортомъ.
Двойной выстрѣлъ.
Димони.
Осужденная.
Четырнадцать мѣсяцевъ провелъ уже Рафаэль въ тѣсной камерѣ.
Его міромъ были четыре, печально-бѣлыя, какъ кости, стѣны; онъ зналъ наизусть всѣ трещины и
мѣста съ облупившеюся штукатуркою на нихъ. Солнцемъ ему служило высокое окошечко,
переплетенное желѣзными прутьями, которые перерѣзали пятно голубого неба. А отъ пола, длиною въ
восемь шаговъ, ему едва ли принадлежала половина площади изъ-за этой звенящей и бряцающей цѣпи
съ кольцомъ, которое впилось ему въ мясо на ногѣ и безъ малаго вросло въ него.
Онъ былъ приговоренъ къ смертной казни. И въ то время какъ въ Мадридѣ въ послѣдній разъ
пересматривались бумаги, относящіяся къ его процессу, онъ проводилъ здѣсь цѣлые мѣсяцы, какъ
заживо погребенный; онъ гнилъ, точно живой трупъ въ этомъ каменномъ гробу, и желалъ, какъ
минутнаго зла, которое положило-бы конецъ другимъ, болѣе сильнымъ страданіямъ, чтобы наступилъ
поскорѣе часъ, когда ему затянутъ шею, и все кончится сразу.
Что мучило его больше всего -- это чистота. Полъ въ камерѣ ежедневно подметали и крѣпко
скоблили, чтобы сырость, пропитывающая койку, пронизывала его до мозга костей. На этихъ стѣнахъ не
допускалось присутствіе ни одной пылинки. Даже общество грязи было отнято у заключеннаго. Онъ
былъ въ полномъ одиночествѣ. Если бы въ камеру забрались крысы, у него было-бы утѣшеніе
подѣлиться съ ними скуднымъ обѣдомъ и погвворить, какъ съ хорошими товарищами; если бы онъ
нашелъ въ углахъ камеры паука, то занялся бы прирученіемъ его.
Въ этомъ гробу не желали присутствія иной жизни кромѣ его собственной. Однажды -- какъ
хорошо помнилъ это Рафаэль! -- воробей появился у рѣшетки, какъ шаловливый мальчикъ. Попрыгунъ
чирикалъ, какъ бы выражая свое удивленіе при видѣ тамъ внизу этого бѣднаго, желтаго и слабаго
существа, дрожащаго отъ холода въ разгарѣ лѣта, съ привязанными къ вискамъ какими-то тряпками и съ
рванымъ одѣяломъ, опоясывавшимъ нижнюю часть его тѣла. Воробья испугало, очевидно, это
заострившееся и блѣдное лицо цвѣта папье-маше и страниое одѣяніе краснокожаго, и онъ улетѣлъ,
отряхивая крылья, точно хотѣлъ освободиться отъ запаха затхлости и гнилой шерсти, которымъ несло
отъ рѣшетки.
Единственнымъ шумомъ жизни были говоръ и шаги товарищей по заключенію, гулявшихъ по
Стр.1