Уже было подготовлено к посадке дерево свободы, увенчанное красным
колпаком…, когда зажиточный парижский дворянин, владевший нешуточным
состоянием, обремененный семьей, доктор медицины, не то жирондист не то
якобинец Петр Делло, мучимый ночными кошмарами, обещавшими ему и его
соратникам в одно и то же время и политический триумф и гильотину, сорвался
с насиженного места и осточертя голову, помчался прочь от мучительно
любимой и вдруг ставшей ему ненавистной Франции с ее взбалмошным,
неблагодарным народом, готовым ради куска хлеба разрушить, разобрать на
кусочки здание государственности, возводившееся столетиями, уничтожить
домашний покой и уют. <...> Выдавленный, из пределов Франции, бурлящей энергией революции, он
словно пробка из бутылки шампанского летел по прямой, не сознавая что с ним
происходит, пока вдруг, к своему удивлению не «обнаружил» себя в столице
царской России, стране, где кончается Европа и берет начало Азия, но никто не
может сказать, где именно и на чем именно совершается этот переход, не то,
чтобы географический, но культурный и традицийный. <...> Испуг его был поначалу ничуть не меньше того, что он испытал, увидев
однажды бегущую мимо дома разъяренную толпу с серыми лицами,
лихорадочно блестящими то ли от голода, то ли от вина, то ли от бунтарского
экстаза глазами. <...> Но успокоившись и оглядевшись, он обнаружил, что царь-император
этой страны не любит ни революцию ни революционеров, что и здесь есть
признаки цивилизации, есть светское общество, влюбленное в французский
стиль жизни и французскую культуру. <...> Более того, он вдруг обнаружил нечто
приятное и обнадеживающее для себя самого и будущей карьеры, если бы он
захотел строить ее здесь. <...> С первых же дней он убедился, что его профессия, его знания в области
врачевания востребованы в этой экзотической стране ни меньше, а может даже
и больше, чем в его жестокосердной Франции, лишившей его состояния,
нажитого многолетним трудом; разбившей <...>