В. Г. Белинский
Московский театр
Белинский В. Г. Собрание сочинений. В 9-ти томах.
Т. 2. Статьи, рецензии и заметки, апрель 1838 -- январь 1840.
Ред. Н. К. Гей. Подготовка текста В. Э. Бограда. Статья и примеч. В. Г. Березиной.
М., "Художественная литература", 1977.
OCR Бычков М. Н.
Кто не любит театра, кто не видит в нем одного из живейших наслаждений жизни, чье сердце не
волнуется сладостным, трепетным предчувствием предстоящего удовольствия при объявлении о бенефисе
знаменитого артиста или о поставке на сцену произведения великого поэта? На этот вопрос можно смело
отвечать: всякий и у всякого, кроме невежд и тех грубых, черствых душ, недоступных для впечатлений
искусства, для которых жизнь есть беспрерывный ряд счетов, расчетов и обедов. Посмотрите, какое
движение на этой прекрасной площади, у этого величественно-грациозного дома, похожего на греческий
храм:1 к нему тянется ряд карет и дрожек всех родов, включая сюда и кулачки смиренных ванек;2 к нему
приливают толпы пешеходов. Тут все полы, все возрасты, все сословия. Один спешит занять свои кресла в
первом ряду, а другой поскорее захватить получше местечко на скромных скамеечках; тут идет
великолепное семейство, состоящее из трех или четырех человек, занять свою ложу в бельэтаже, а рядом с
ним идет целая толпа плащей и манто, шляп и шляпок "всех возрастов, считая от тридцати до двух
годов"3, занять свою ложу в третьем ряду. Это обыкновенно чиновническое или купеческое семейство, а
иногда и два, если не три: они сложились и взяли ложу. А вот дюжий работник, мастеровой, гризетка
жмутся в толпе и толкают друг друга, чтобы прежде других получить билет в раек за свой трудовой,
кровный гривенник. Все они будут в разных местах, но всех их привлек сюда один интерес, и все они
будут видеть и слышать одно, и всякий по-своему насладится этим одним.
Давно ли -- этому прошло с небольшим разве 50 лет, как Сумароков горько жаловался, в
предисловии к своему "Димитрию Самозванцу", на невежественность публики его времени. "Вы,
путешествователи,-- восклицает он,-- бывшие в Париже и в Лондоне, скажите: грызут ли там во время
представления драмы орехи; и когда представление в пущем жаре своем, секут ли поссорившихся между
собою пьяных кучеров ко тревоге всего партера, лож и театра?"4 -- Прочтя эту наивную жалобу человека,
которого некоторые помнят еще в лицо, как не скажешь с Грибоедовым:
Свежо предание, а верится с трудом!5
Мало того, что через полвека после этого блаженного времени не только столичная, но даже
публика последнего уездного городка чужда всякого подрбного упрека -- она уже понимает и любит
Шекспира, и драмы его ставит выше всех произведений драматического искусства. Теперешняя публика
знает о Сумарокове по одной наслышке или по воспоминанию и глубоко заснула бы от прекрасных
"трагедий" Озерова, так глубоко, что только одно магическое имя Шекспира заставило бы ее проснуться.
Какой прогресс!
В России любят театр, любят страстно. Заезжая труппа актеров, один приезжий столичный актер
может пробудить сильное движение и в умах, и в сердцах, и в карманах губернского или уездного города.
Театр имеет для нашего общества какую-то непобедимую, фантастическую прелесть. И между тем
слышны беспрестанные жалобы на холодность и равнодушие нашей публики к театру. Отчего же это
противоречие? Кто прав, кто виноват?
У нас есть таланты, и таланты блестящие -- об этом никто не спорит; но число этих талантов
слишком не так велико, чтоб их доставало на каждую пьесу. Обыкновенно бывает так, что из десяти
действующих лиц -- три, много четыре таланта и шесть решительных бездарностей. От этого нет никакой
общности в игре, а без общности -- что за очарование? Без нее представление -- кукольная комедия.
Вот причина холодности нашей публики, и причина глубоко основательная.
Но точно ли дело в таком виде, как оно представляется нам? Посмотрим.
Стр.1