Леонид НЕТРЕБО
ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ
КРАСНЕНЬКАЯ, С ЛЕНИНЫМ
1
«Мне все равно!» — это проявлялось сквозь лучезарную улыбку и бодрый пригласительный лепет хозяйки
отеля, когда она возвращала обладателям два краснокожих паспорта, казалось, еще более зардевшихся от
дисгармонии только что заявленного — «Мы супруги!..» — и юридического смысла букв и оттисков, бесстрастно
обитающих на «брачных» страницах документов.
Я еще не привык к подобным ситуациям, поэтому мой путь от идеи провести недельку в морской
провинции со свежим, гибким и теплым существом под боком до приезда сюда — набор неловкостей:
прощальный ужин в кругу домочадцев, которые провожали меня «в командировку», сей момент «Мы супруги» и
еще много подобной суетной чепухи, от которой гладь этического поля подергивается легкой рябью, как шкура
коня от кусачих мух.
Вике проще: статус свободного человека, дарованный ей три года назад официальным разводом, избавляет
эту роскошную сладострастницу от массы условностей. Впрочем, я могу ручаться только за последний год —
срок нашего знакомства.
Восторженным плюсом ко всем примечательностям заведения — сообщение хозяйки о том, что на крыше
отеля оборудован солярий, с решетчатым тентом и ограждением по периметру, где можно не только принимать
воздушно-солнечные ванны, но и ужинать при желании, и даже спать. Великолепный пейзаж — море, горы; и что
там не хватает только телескопа наблюдать звездное небо, но и без телескопа — как в планетарии!..
Тесный двор отеля затенен густым виноградником, из него темным кубом мощно растет двухэтажное
здание — это производит впечатление основательности, с отвлечением на смутную тревогу, как при созерцании
старых замков. На верхнем этаже — несколько жилых секций и внешний коридор, с которого вихлястая лестница,
змеино скручиваясь, упирается в каменный пол просторного, сплошь остекленного холла первого этажа.
Впечатление, что строение держится не на стенах, а на колоннах (которых на самом деле нет), а вместо стекла —
прозрачные пластины бледного изумруда — обманный свет сквозь дворовую зелень.
Семья хозяев тихо обитает в одном из нижних помещений, выполняя все гостиничные роли — от
администратора и снабженца до официанта и уборщика помещений. Это бездетная чета русских греков. Его мы
за все время пребывания в гостинице так и не увидели (только шум авто и предрассветный «вжик» метлы), а она
запомнилась женщиной невысокой, кудрявой, улыбчивой, сетовавшей на то, что вложенное в перестройку жилого
дома под гостиницу окупится еще нескоро из-за отсутствия расчетного количества клиентов.
Позже выяснилось, что здесь, в небольшой уютной гостинице (окраина города и квартал до моря по
грунтово-каменистому спуску), мы практически первые обитатели (начало сезона!), если не считать самих хозяев
да одинокого жильца, который вселился позавчера в секцию на противоположной стороне дома-куба.
— Мне страшно, — проронила Вика, закатив глаза под смоляную челку, перед тем как, потянувшись
рептильным телом, уйти в ванную. — По всем законам жанра здесь должно произойти убийство, — и
«таинственно» добавила: — Власть, страсть, кровяное пятно…
Она большая артистка: без особого напряжения изобразит испуг, радость, смятение, робость и даже стыд.
Это умение дает ей преимущество перед настоящими и потенциальными соперницами и соперниками, она
коммуникабельна и практически неуязвима, многие считают ее другом, тогда как она тех многих — приятелями.
Признаваясь ей в симпатиях, я никогда не жду отзывных лавров в награду: наденет любую маску, отвлечется на
пустяк и таким образом уйдет от ответа. То есть для меня она ясна и проста, понятно ее притворство (которое еще
не ложь), и видна граница, за которой я увижу обман, если он состоится. Так, если она вдруг пылко скажет мне:
«Я люблю тебя!..» — это будет сигнал опасности: солгала.
Принимая ванну, она, как водится, напевает.
— То-ре-адор, сме-ле-е-е!.. Пум-пум-пурум!
Стр.1
Вообще-то она не палач приговоренных быков, а жокей-укротитель, на мой взгляд, не менее циничный и
безжалостный. Вот сюжет ее выхода в люди: деревенская девушка, отчасти знакомая с лошадьми, приехала в
город на стройку, где в свободное время стала посещать ипподром. Эту девушку прямо с ипподрома забрал к себе
бизнесмен-повеса — профан в аллюрах, не отличавший галопа от пьяффе, но большой любитель летучей стати,
вороной масти и нежного ржания — сделав сначала секретаршей, а потом женой…
Но заслуга перед Викой того очарованного «наездника», когда-то безрассудно бравшего с места в карьер,
только в ее стартовом багаже и (отступное при разводе) в небольшой квартирке, которую она из каких-то
суеверных соображений крайне неохотно использует в качестве наших свиданий, предпочитая нейтральные
апартаменты. Остальное — результат ее собственного упорства: университет, логопед, спорт, косметический
салон… Даже ипподром забросила, как отрезала, уверенная, что от этого может испортиться ее фигура. Были
попытки открыть в себе творческие задатки: пробовала рисовать, писать стихи — тщетно… Впрочем, этот
«пробел» она продуктивно заполнила общением с некоторыми представителями творческого бомонда, которые
натаскали ее на посещении выставок, театров, студий, поэтических сборищ и прочей богемной суеты.
Если бы год назад мне сказали, что плебейская кобылка может переродиться в аристократическую лань, я
бы не поверил. Теперь она полностью соответствует своему имени, которым приказывает себя величать —
Виктория!
Я заметил еще при первых свиданиях: окажись в руках моей лани-жокея (адская смесь!) зонтик,
канцелярская линейка или, скажем, ивовая веточка, сентиментально подобранная на парковой прогулке,
безобидный предмет через некоторое время начинает нервно пошлепывать-постегивать голень прелестной
ножки. Это, пожалуй, ее единственная дурная привычка.
Я держу дистанцию, и хлыст укротительницы работает впустую. Но все же кое-чего она достигла: ведь не
случайно я здесь…
Нашего пока единственного соседа я сразу же окрестил Пиратом.
Он оказался невысок, крепко сбит, а нелепые для такого роста удлиненные шорты и майка с глубоким
вырезом усиливали впечатление коренастости. Сильная проседь кудреватой замши, покрывавшей голову с
небольшой потертостью на макушке, выдавала его полусотню; рот щедр на улыбку, но внимательный взор сквозь
легкий прищур, при орлином носе, противоречил щедрости. Короткую шею обхватывала золотая цепь, на которой
висела красная побрякушка. Мужчине явно не хватало черной повязки на глаз и цветастой банданы на прочный
лоб — «Пират»!
За ужином мы познакомились (выяснилось, что он прибыл сюда на машине, которую паркует под окнами
отеля) и быстро разошлись.
В номере Вика успокоила меня: мужчина близорук, поэтому пусть меня не тревожит его якобы пытливый
и пронизывающий взгляд. (Лишний раз убеждаюсь, что она видит нашего брата насквозь).
— Ты знаешь, что изображено на его медальоне? — насмешливо спросила моя прелестница, игриво
постукивая ноготком по бокалу с шампанским, который расположила у своего лица, чуть ли не прижав хрусталь
к щеке.
Я дернул плечами, беспечно потягивая шипучий напиток, показывая, что меня нелегко удивить.
— Там Ленин! — торжественно провозгласила моя дальнозоркая.
— Какой Ленин?
— Владимир Ильич, вождь мирового пролетариата! — Вика засмеялась, а потом надула губы: — Мы так
устали с дороги… Шампанское сейчас просто умертвит нас.
Этой, на первый взгляд безобидной, новостью о Пирате с Лениным Вика настолько озадачила меня, что я
проворочался лишний час после того, как она, за восхитительным и победным боем с усталостью и алкоголем,
торжественно и благополучно отошла ко сну, как всегда при этом мило постанывая и судорожно вздрагивая…
На море мы уходили ближе к полудню. Ни «Пирата», ни его автомобиля на стоянке.
Мы купались на мелководье, у дикого малолюдного берега, пряча тела в тени коричневых скал: кожа еще
не привыкла к солнцу, к тому же, я не могу возвратиться домой из «командировки» откровенно загоревшим. Какое
блаженство — выйти из кипенной воды и, бурно дыша, упасть под скалу, влажную у подножья, на теплые камни,
и закрыть глаза, успокаиваясь…
— Я догадываюсь, чем ты наслаждаешься здесь и сейчас… — вдруг зловеще произнесла Вика, нарушив
шумовую гармонию: шорох волн и смутный гомон двух детей, резвящихся поодаль.
Я открыл глаза и, оценив ее укоряющий взгляд, привстал и виновато и картинно подался к ней, вытянув
перед собой руки. Но Вика отстранилась с шутливой обиженностью и продолжила тоном воспитательницы:
— Ты на этом прекрасном берегу сказочного моря, в соседстве с дамой, которую имеешь привычку коварно
называть, соблазняя и сбивая ее с истинного пути, дамой своего сердца… так вот, в этом духовном великолепии
ты наслаждаешься всего лишь отдыхом от суеты будней, которой пресыщен дома! Ты трафишь своим низменным
Стр.2
физическим ощущениям — обонянию, зрению, осязанию. Ты думаешь о следующем: как пахнет здешняя вода —
йодом и водорослями, какая безбрежность на юге, какие горы и растительность на севере!.. Всего лишь!
— И какая дивная женщина на… на востоке!.. — прервал я дивную женщину, воспользовавшись ее же
тоном, удивляясь вспыхнувшей вдруг капризности (не рано ли?), но удерживаясь в шутливом ряду. — Ты
напрасно принижаешь мои ощущения. К тому же, вынужден огорчить тебя в оценке твоей проницательности: в
ничтожных промежутках бесконечных мыслей о тебе я думаю… Я думаю… Ну вот хотя бы о нашем соседе по
отелю, с его оригинальным медальоном. Неужели сейчас делают такую бижутерию? Возможно, это какое-то
штучное производство, как ты полагаешь?
Вика рассмеялась как ни в чем не бывало:
— Испугался? Успокойся, со мной никакого быта, только праздник! Это шутка. Для того чтобы ты
встряхнулся. А что касается медальона, то это всего лишь юбилейный рубль, выпущенный в Советском Союзе,
кажется, на столетие вождя. Все просто: аверс — крупный профиль Ленина, реверс — герб той страны… У моей
матери до сих пор храниться целая нумизматическая коллекция в деревянной шкатулке. На одной из монет есть
красавец-кузнец, молотом разбивающий оковы, кажется, двадцать четвертый год…
— Но почему красный? — воскликнул я, довольный, что выходка курортной пассии — всего лишь шутка,
хотя и с серьезным намеком, который от меня не скроешь (воздух разрезало стеком и просвистело лассо, но я их
вижу и слышу — и потому они не страшны).
— Пока не знаю, но чувствую, что этот медальон и его цвет должны характеризовать какую-то очень
важную черту нашего соседа. Давай пофантазируем?
Она придвинулась ко мне и, свернувшись калачиком, уподобилась котенку, отдыхающему на груди своего
хозяина. Конфликт (если это был конфликт) исчерпан.
— Возможно, он коммунист, — предположил я, — который ни на минуту не расстается с образком своего
идейного вождя.
— А может, он банкир, — резонно заметила Вика. — Но зачем он выкрасил монету в красный цвет?
— Ты не допускаешь мысли, что банкир может быть коммунистом? — изощрился я в своих исканиях. —
Тогда понятен этот броский колер — цвет революции!
Все походило на викторину. Очередь Вики. Она помолчала и выдала несколько разочарованно:
— Будет ужасно неинтересно, если он окажется просто каким-нибудь жуликоватым воротилой. Ведь
небрежная броскость с безвкусным эпатажем — золотая цепь, красный рубль с Лениным, а то и свастика — это
признак как раз таки анекдотичных персонажей особого рода, быстро и незаконно разбогатевших, но оставшихся
тупыми и примитивными, не знающими, как удивить и чем выделиться.
— Ну, зачем ты так о незнакомом человеке? — миролюбиво сказал я, поглаживая укротительницу. — Он
еще не произвел впечатления примитивного героя, тем более жулика.
— Ну да, — Вика не успокаивалась, — такие, конечно, знают несколько культурных слов, но внутри это
гориллы…
«Тебе виднее», — подумал я, но, не выказывая сарказма, сказал другое:
— Может быть, это особый знак какой-нибудь новой масонской ложи? И нам довелось соседствовать с
представителем одной из структур, исподволь управляющей мировыми процессами?
— Бр-р! — притворно, но очаровательно содрогнулась Вика, сделав страшные глаза, в которых отразилось
все небо: безбрежная синь с двумя пятнышками облаков.
— Власть, страсть, кровяное пятно! — повторил я ее вчерашнюю, давая пищу для дальнейших фантазий.
— Представь: сложился треугольник — я, ты, он. По законам жанра, как ты говоришь, должно произойти
перераспределение ролей, кульминация, развязка. В результате он убивает меня, а ты уезжаешь с ним на его
длинном автомобиле…
Вика почему-то не рассмеялась, даже призадумалась. Мне это не понравилось.
2
Не широка, но глубока река на окраине дачного поселения. Ветер срывает нектарный дух с цветочного
ковра на том берегу и волнами гонит его вместе с пчелами сюда, к Любке (она волшебница).
Любка не умеет плавать. У нее синдром, как она говорит, с детства. Она тонула в младенчестве, и папа
успел ухватить ее за мизинец… Трогательная фантастическая история.
Два предложения: «Любка не умеет плавать» и «Рыцарю фортуна дарит случай» — это одно и то же.
Рыцарь бросается в стихию (вялая, еле текущая вода), чтобы сказать с того берега, подняв букет над
головой, негромко и небрежно:
— Тебе!
Стр.3