М. Горький
Леонид Андреев
---------------------------------------------------------------------------Оригинал
находится здесь:Народная Библиотека Максима Горького
---------------------------------------------------------------------------Весною
1898 года я прочитал в московской газете "Курьер" рассказ
"Бергамот и Гараська" - пасхальный рассказ обычного типа; направленный к
сердцу праздничного читателя, он еще раз напоминал, что человеку доступно -
иногда, при некоторых особых условиях, - чувство великодушия и что порою
враги становятся друзьями, хотя и не надолго, скажем - на день.
Со времен "Шинели" Гоголя русские литераторы написали, вероятно,
несколько сотен или даже тысячи таких нарочито трогательных рассказов;
вокруг великолепных цветов подлинной
русской литературы они являются
одуванчиками, которые якобы должны украсить нищенскую жизнь больной и
жесткой русской души*.
Но от этого рассказа на меня повеяло крепким дуновением таланта,
который чем-то напомнил мне Помяловского, а кроме того, в тоне рассказа
чувствовалась скрытая автором умненькая улыбочка недоверия к факту, -
улыбочка эта легко примирялась с неизбежным сентиментализмом "пасхальной" и
"рождественской" литературы.
Я написал автору письмо по поводу рассказа и получил от Л.Андреева
забавный ответ; оригинальным почерком, полупечатными буквами он писал
веселые, смешные слова,
и среди них особенно подчеркнуто выделился
незатейливый, но скептический афоризм:
"Сытому быть великодушным столь же приятно, как пить кофе после
обеда".
С этого началось мое заочное знакомство с Леонидом Николаевичем
Андреевым. Летом я прочитал еще несколько маленьких рассказов его и
фельетонов Джемса Линча, наблюдая, как быстро и смело развивается
своеобразный талант нового писателя.
----------*
Весьма вероятно, что в ту пору я думал не так, как изображаю теперь, но
старые мои мысли - неинтересно вспоминать. - Примеч. М.Горького.
Осенью, проездом в Крым, в Москве, на Курском вокзале, кто-то
познакомил меня с Л.Андреевым. Одетый в старенькое пальто-тулупчик, в
мохнатой бараньей шапке набекрень, он напоминал молодого актера украинской
труппы. Красивое лицо его показалось мне малоподвижным, но пристальный
взгляд темных глаз светился той улыбкой, которая так хорошо сияла в его
рассказах и фельетонах. Не помню его слов, но они были необычны, и необычен
был строй возбужденной речи. Говорил он торопливо, глуховатым, бухающим
голосом, простуженно кашляя, немножко захлебываясь словами и однообразно
размахивая рукой - точно дирижировал. Мне показалось, что это здоровый,
неуемно веселый человек, способный жить, посмеиваясь над невзгодами бытия.
Его возбуждение было приятно.
- Будемте друзьями! - говорил он, пожимая мою руку.
Я тоже был радостно возбужден.
отношения быстро приняли характер сердечной дружбы.
Я видел,
Зимою, на пути из Крыма в Нижний, я остановился в Москве, и там наши
что этот человек плохо знает действительность, мало
интересуется ею, - тем более удивлял он меня силой своей интуиции,
плодовитостью фантазии, цепкостью воображения. Достаточно было одной фразы,
а иногда - только меткого слова, чтобы он, схватив ничтожное, данное ему,
тотчас развил его в картину, анекдот, характер, рассказ.
- Что такое С.? - спрашивает он об одном литераторе, довольно
популярном в ту пору.
Стр.1