Леонид Андреев. Красный смех
--------------------------------------------------------------OCR:
Максим Бычков
--------------------------------------------------------------Отрывки
из найденной рукописи
* ЧАСТЬ I *
ОТРЫВОК ПЕРВЫЙ
... безумие и ужас.
Впервые я почувствовал это, когда мы шли по энской дороге - шли десять
часов непрерывно, не останавливаясь, не замедляя хода, не подбирая упавших и
оставляя их неприятелю, который сплошными массами двигался сзади нас и через
три-четыре часа стирал следы наших ног своими ногами. Стоял зной. Не знаю,
сколько было градусов: сорок, пятьдесят или больше; знаю только, что он был
непрерывен, безнадежно-ровен и глубок. Солнце было так огромно, так огненно
и страшно, как будто земля приблизилась к нему и скоро сгорит в этом
беспощадном огне. И не смотрели глаза. Маленький, сузившийся зрачок,
маленький, как зернышко мака, тщетно искал тьмы под сенью закрытых век:
солнце пронизывало тонкую оболочку и кровавым светом входило в измученный
мозг. Но все-таки так было лучше, и я долго, быть может, несколько часов,
шел с закрытыми глазами, слыша, как движется вокруг меня толпа: тяжелый и
неровный топот ног, людских и лошадиных,
скрежет железных колес,
раздавливающих мелкий камень, чье-то тяжелое, надорванное дыхание и сухое
чмяканье запекшимися губами. Но слов я не слыхал. Все молчали, как будто
двигалась армия немых, и, когда кто-нибудь падал, он падал молча, и другие
натыкались на его тело, падали, молча поднимались и, не оглядываясь, шли
дальше - как будто эти немые были также глухи и слепы. Я сам несколько раз
натыкался и падал, и тогда невольно открывал глаза, - и то, что я видел,
казалось диким вымыслом, тяжелым бредом обезумевшей земли. Раскаленный
воздух дрожал, и беззвучно, точно готовые потечь, дрожали камни; и дальние
ряды людей на завороте, орудия и лошади
отделились от земли и беззвучно
студенисто колыхались - точно не живые люди это шли, а армия бесплотных
теней. Огромное, близкое, страшное солнце на каждом стволе ружья, на каждой
металлической бляхе зажгло тысячи маленьких ослепительных солнц, и они
отовсюду, с боков и снизу забирались в глаза, огненно-белые, острые, как
концы добела раскаленных штыков. А иссушающий, палящий жар проникал в самую
глубину тела, в кости, в мозг, и чудилось порою, что на плечах покачивается
не голова, а какой-то странный и необыкновенный шар, тяжелый и легкий, чужой
и страшный.
И тогда - и тогда внезапно я вспомнил дом: уголок комнаты, клочок
голубых обоев и запыленный нетронутый графин с водою на моем столике - на
моем столике, у которого одна ножка короче двух других и под нее подложен
свернутый кусочек бумаги. А в соседней комнате, и я их не вижу, будто бы
находятся жена моя и сын. Если бы я мог кричать, я закричал бы - так
необыкновенен был этот простой и мирный образ, этот клочок голубых обоев и
запыленный, нетронутый графин.
Знаю, что я остановился, подняв руки, но кто-то сзади толкнул меня; я
быстро зашагал вперед, раздвигая толпу, куда-то торопясь, уже не чувствуя ни
жара, ни усталости. И я долго шел так сквозь бесконечные молчаливые ряды,
мимо красных, обожженных затылков, почти касаясь бессильно опущенных горячих
штыков, когда мысль о том, что же я делаю, куда иду так торопливо, -
остановила меря. Так же торопливо повернул в сторону, пробился на простор,
перелез какой-то овраг и озабоченно сел на камень, как будто этот шершавый,
горячий камень был целью всех моих стремлений.
И тут впервые я почувствовал это. Я ясно увидел, что эти люди,
молчаливо шагающие в солнечном блеске, омертвевшие от усталости и зноя,
качающиеся и падающие, что это безумные. Они не знают, куда они идут, они не
знают, зачем это солнце, они ничего не знают. У них не голова на плечах, а
странные и страшные шары. Вот один, как и я, торопливо пробирается сквозь
Стр.1