Леонид Андреев. Иностранец
---------------------------------------------------------------Оригинал
находится здесь: Библиотека. Леонид Андреев.
---------------------------------------------------------------I
ходил
по урокам и только раз в неделю, по средам, когда занятия с учениками
начинались у него позже, заглядывал
С одиннадцати часов утра вплоть до восьми вечера студент Чистяков
на минутку в университет, чтобы
отметиться у педеля. На лекции он никогда не заходил и не знал даже, где
расположены аудитории для юристов второго курса, так как очень не любил
профессоров и ближайшей весной собирался навсегда уехать за границу - жить
и учиться там. Для этой именно цели он набрал столько работы и копил
деньги, а по вечерам, возвратившись с уроков, занимался немецким языком.
Поселиться он решил в Германии, в Берлине; там уже с год жил его старый
приятель и писал оттуда длинные и восторженные письма. И в каждом письме
настойчиво звал его.
Но случалось по вечерам, что в голове у Чистякова что-то шумело, как
вода, падающая с мельничного колеса; перед утомленными глазами мелькали
неприятные лица учеников, и сильно болел левый бок. Тогда заниматься нельзя
было, и он или ложился в постель, считал накопленные деньги и мечтал о
своей жизни в Берлине, или шел вниз, в шестьдесят четвертый номер, где
вечерами собирались обыкновенно студенты со всего "Северного Полюса",- так
назывались номера, в которых он жил. Он не любил собиравшихся там
студентов, как не любил всего, что его окружало: не любил улиц, по которым
ходил, не любил комнаты, в которой
жил, не любил всей неустроенной,
хаотичной, варварски грубой и бессмысленной жизни. Даже хуже варваров
казались ему люди, которых он видел всюду, на улицах и в домах: варвары
были смелы, а эти только не уважали ни себя, ни других, и часто вырастал
между ними страшный призрак тупого насилия и бессмысленной жестокости. Но
сознание, что скоро он уйдет от них навсегда, увидит других, хороших людей,
заживет настоящею, устроенною и доброю жизнью, примиряло его с остающимися
людьми и вызывало странную грусть и тихое сожаление. И когда он приходил к
ним, высокий, с узкою и больной грудью, с бескровным лицом постника и
лихорадочно блестящими глазами, его тихое "здравствуйте!" звучало как
печальное "прощайте!".
А внизу, в шестьдесят четвертом номере, всегда было так весело,
беззаботно и шумно. Оттого, что в номере много пили водки и курили, много
пели и кричали, спали на полу и на диванах, воздух в нем был сизый,
тяжелый, сильно пахло спиртом и селедкой, и всегда царил беспорядок, такой
прочный и непобедимый, что Чистякову он иногда казался особенным порядком.
И хозяева комнаты, Ванька Костюрин и Панов, были похожи на свою комнату:
беспорядочные и прочно утвердившиеся
в своем беспорядке, по утрам вместо
чая они пили водку или пиво, ночью бодрствовали, а днем спали.
Имущества у них было очень мало, но на окнах всегда стоял ряд порожних
бутылок, по росту, начиная от четверти и кончая соткой, а на стене висели
бубен и треугольник, и лежала хорошая гармония. С тех пор как один из
товарищей по номерам, серб Райко Вукич, однажды ночью прошелся с бубном по
коридору и страшно напугал всех жильцов, подумавших про пожар, каждый вечер
в одиннадцать часов приходил коридорный Сергей и отбирал бубен до утра. А
утром приносил его вместе с парою пива, и длинноусый Ванька Костюрин, по
утрам очень мрачный, исполнял на бубне короткую песнь - тоже почему-то
очень мрачную. А потом звонкой и веселой трелью рассыпалась гармония - и
начинался бестолковый и непонятный Чистякову день.
Когда вечером в шестьдесят четвертый номер приходил Чистяков,
болезненный, неся на себе следы трудового дня и строго
узкогрудый,
определенной жизненной цели, компания встречала его с легкой насмешкой и
недоброжелательством.
- Иностранец ползет!- возвещал Ванька Костюрин.
И студенты смеялись, так как всем своим лицом, длинными волосами,
синей рубашкой, выглядывавшей из-под тужурки, Чистяков менее всего походил
Стр.1