Леонид Андреев. В подвале
---------------------------------------------------------------Оригинал
находится здесь: Библиотека. Леонид Андреев.
---------------------------------------------------------------I
Он
сильно пил, потерял работу и знакомых и поселился в подвале вместе
с ворами и проститутками, проживая последние вещи.
У него было больное, бескровное тело, изношенное в работе, изъеденное
страданиями и водкой, и смерть уже сторожила его, как хищная серая птица,
слепая при солнечном свете и зоркая в черные ночи. Днем она пряталась в
темных углах, а ночью бесшумно усаживалась у его изголовья и сидела долго,
до самого рассвета, и была спокойна, терпелива и настойчива. Когда при
первых проблесках дня он высовывал из-под одеяла бледную голову с глазами
травимого зверя, в комнатке было уже пусто,- но он не верил этой обманчивой
пустоте, которой верят другие. Он подозрительно оглядывал углы, с хитрой
внезапностью бросал взгляд за спину и потом, опершись на локти, внимательно
и долго смотрел перед собой в тающую тьму уходящей ночи. И тогда он видел
то,
чего никогда не видят другие: колыхание серого огромного тела,
бесформенного и страшного. Оно было прозрачно, охватывало все, и предметы в
нем были как за стеклянной стеной. Но теперь он не боялся его, и, оставляя
холодный след, оно уходило - до следующей ночи.
На короткое время он забывался, и сны приходили к нему страшные и
необыкновенные. Он видел белую комнату, с белым полом и стенами, освещенную
белым ярким светом, и черную змею, которая выползала из-под двери с легким
шуршанием, похожим на смех. Прижав к полу острую, плоскую голову и
извиваясь, она быстро выскальзывала, куда-то пропадала, и опять в отверстии
под дверью показывался ее приплюснутый черный нос, и черной лентой
вытягивалось тело,- и опять и опять. Раз он увидел во сне что-то веселое и
засмеялся, но звук получился странный, похожий на подавленное рыдание, и
было страшно его слушать: где-то в безвестной глубине смеется, не то плачет
душа, в то время когда тело неподвижно, как у мертвого.
Постепенно в его сознание начинали входить звуки рождающегося дня:
глухой говор прохожих, отдаленный скрип двери, громыхание дворницкой метлы,
сметающей снег с подоконника,- весь
неопределенный гул просыпающегося
большого города. И тогда наступало для него самое ужасное: беспощадно
светлое сознание, что пришел новый день и скоро ему нужно вставать, чтобы
бороться за жизнь без надежды на победу.
Нужно жить.
Он поворачивался спиной к свету, набрасывал на голову одеяло, чтобы ни
малейший луч не мог проникнуть в его глаза, сжимался в маленький комок,
подтягивая ноги к самому подбородку, и так лежал неподвижно, боясь
пошевелиться и протянуть ноги. Целой горой лежала на нем одежда, которою он
укрывался от подвальной стужи, но он не чувствовал ее тяжести, и тело его
было холодно. И при каждом звуке, говорившем о жизни, он казался себе
огромным и открытым, сжимался еще больше и беззвучно стонал - не голосом и
не мыслью, так как теперь он боялся собственного голоса и собственных
мыслей. Он молился кому-то, чтобы день не приходил и ему всегда можно было
лежать под грудой тряпья, не шевелясь и не мысля, и напрягал всю волю,
чтобы удержать идущий день и уверить себя, что ночь еще продолжается, И
больше всего в мире ему хотелось, чтобы кто-нибудь сзади приложил револьвер
к затылку, к тому месту, где чувствуется углубление, и выстрелил.
А день развертывался - широкий, неудержимый, властно зовущий к жизни,
и весь мир начинал двигаться, говорить, работать и думать. В подвале первой
просыпалась хозяйка,
старуха Матрена,
имевшая двадцатипятилетнего
любовника, и начинала топать по кухне, стучать ведрами и возиться над
чем-то у самых дверей Хижнякова. Он чувствовал ее приближение и замирал,
решаясь не отзываться, если она его позовет. Но она молчала и куда-то
уходила, а потом часа через два просыпались двое других жильцов: гулящая
девушка Дуняша и любовник старухи, Абрам Петрович. Так почтительно,
несмотря на молодость, звали его все, потому что он был смелый и искусный
Стр.1