Леонид Андреев. На реке
---------------------------------------------------------------Оригинал
находится здесь: Библиотека. Леонид Андреев.
---------------------------------------------------------------Алексей
Степанович, машинист при Буковской мельнице, среди ночи
проснулся, не то уже выспавшись, так как накануне он завалился спать с
восьми часов, не то от ровного шума дождя по железной крыше, от которого он
отвык за семь зимних месяцев. Рамы
в окнах уже были выставлены, и звук
приносился густой и отчетливый, точно над железом крыши опрокинули мешок с
горохом, и сквозь этот шум едва пробивалось мягкое и задумчивое бульканье.
Алексей Степанович засветил огонь и, накинув пальто, выглянул наружу. Было
так темно, что в первую минуту он не мог рассмотреть ракиты, которая стояла
как раз у входа. Грохот дождя на крыше стал глуше, но бульканье
усиливалось; и Алексей Степанович понял, что капли дождя попадают в воду, и
удивился, откуда она взялась у его домика, стоявшего на бугорке. Постепенно
тьма начала двигаться перед глазами и сбираться в черные пятна, похожие на
провалы в темно-сером полотне. Вот темною полосою вытянулась ракита; за нею
черным пятном встал барак, в котором находится потухший паровик; дальше,
как туча с причудливыми краями, расплывался четырехэтажный корпус мельницы.
Одно окно, под крышей, слабо светилось, и прямо под ним, в самом низу,
смутно колебалось и двигалось на одном месте светлое пятно. "Ого, куда
подошла!" - подумал про воду Алексей Степанович с тем приятно-жутким
чувством, с каким люди встречают проявление грозной силы природы. Набросив
пальто на голову, он обошел по ледяному, еще не стаявшему пласту вокруг
своего домика и заглянул за угол, туда, где находилась река, а за нею, на
противоположном берегу, раскидывались последние домишки Стрелецкой слободы.
Но теперь не видно было ничего, точно мир кончался в двух шагах от Алексея
Степановича, а дальше был бездонный провал, и там не слышалось ни звука, и
не виднелось ни огонька, ни светлого пятна. Дождь шлепал где-то вблизи, а
из черной пропасти подувало легким ветерком, несло свежестью и тиной, и
неуловимым запахом льда, воды и навоза. Алексею Степановичу почудился крик;
он долго вслушивался и даже снял пальто с головы, но только дождь нарушал
зловещую тишину, обнявшую реку. Очевидно, он ошибся.
И снова то неприятное, что не
оставляло Алексея Степановича всю
страстную неделю, завозилось в его душе и отняло у ночи ее жуткую прелесть.
Он обругал дождь, скользкий ледяной пласт, свою маленькую одинокую
комнатку, мельника Никиту, храпевшего в кухне, и повалился на кровать,
опротивевшую за шесть дней непрерывного лежания, от которого кости ломило
больше, чем от работы. Противно было все, что в нем и что вокруг него.
Шесть дней он не умывался и не причесывал волос; Никита всегда вносил на
сапогах грязь; в окна глядело серое, тусклое небо, и все это создавало
ощущение чего-то нечистого, беспорядочного. И такими же нечистыми казались
и мысли. Вначале поста стрельцы избили его за ильманинскую Дашу, и он две
недели пролежал в больнице и поссорился из-за этого с управляющим, а когда
выписался и с револьвером в кармане прошелся по слободе, Даша отвернулась,
а проклятые ребята прыгали вокруг на одной ножке и пели: "Баринок, а
баринок, зачем корявую утку съел?" Он грозно смотрел на встречных, ожидая
косого взгляда, чтобы завязать драку, но все потупляли глаза, а за спиной
чей-то угрюмый голос пробурчал:
- Попрыгай, попрыгай! Авось допрыгаешься!
Разбойники эти стрельцы: стоят за своих девок горой и никого со
стороны не подпускают: в третьем году у одного телеграфиста гитару на куски
разломали, а самого чуть струной не удавили. И всем Алексей Степанович
чужой. Мельники за спиной смеются и дразнят баринком; настоящие господа
сторонятся и никогда руки не подают. И Алексей Степанович то винил людей и
жалел себя, то думал о своем характере, гордом и неуступчивом, и думал, что
все горе его жизни проистекает от него самого. Но было одинаково тяжело и
то и другое и вызывало одинаковое чувство тошноты и скуки, которую хотелось
сбросить с себя, как тесное, неудобное и грязное платье. Крепкие мышцы и
здоровое тело требовали труда и движения, а он лежал, как колода, и чем
больше лежал, тем противнее становился самому себе. Приходили такие мысли,
что если бы кто-нибудь взял его за шиворот и выбросил на двор, он сделал бы
для него доброе дело. Долго ворочался и вздыхал Алексей Степанович и заснул
только тогда, когда окно, до тех пор не отделявшееся от черных стен, стало
Стр.1