Борис Степанович Житков. <...> А Николай Исаич стоит на мостике "Пушкина", глядит в бинокль и рявкает
из бороды:
- Права... еще права. <...> И знает Николай Исаич, что весь "Пушкин", от верхушки мачты до днища, все это он - Николай Исаич. <...> И что когда посадит он "Пушкина" на мель, никто
не скажет: "Пушкин" напоролся, а прямо будут говорить:
- Николай Исаич на мель сел. <...> Стратонову скулу помял... пять футов воды
в трюме. <...> Сам все эти пять футов воды ртом бы выпил, и пусть бы обе скулы, всю бы
морду ему разворотили, с радостью дал бы Николай Исаич, лишь бы не было
такого греха. <...> Потому и говорят: "Ерохин снялся; Федор с моря идет". <...> Вот по времени должна уж быть Тендра. <...> А это, надо сказать, песчаная
коса, ее и днем-то за двести саженей можно не увидеть. <...> Я говорю помощнику:
- Сейчас в Тендру вопремся, уваливайтесь под ветер. <...> То есть чтоб я поставил судно против ветра, а он смерит, сколько
глубины! <...> А привести к ветру - это выходит с ходу еще сажень двадцать пролететь к
берегу. <...> Потом на берегу спрашивали:
- Ты под Тендрой сидел? <...> Отец
только мне сказал это слово, да его не напечатают. <...> И с тех пор я уже накрепко понял: не судно ходит, а капитан. <...> Вот тут-то я вам и расскажу недавний случай с моим другом-приятелем. <...> Ледокол промышлял во льдах в Белом море. <...> Промышлял, то есть у него на
борту было душ полтораста промышленников, и ледокол лазил меж льдов по
свободной воде, шел туда, где залег зверь. <...> Промышленники его любили за то, что с ним пойдешь - всегда
удача. <...> Зверя было "балго", и набили на льдине тюленей - беда сколько. <...> Такая жара пошла,
что капитан сам не выдержал, сбежал на лед и садил багром тюленьи головы. <...> - Эх, здорово капитан завел, - красные, в поту и в крови, хвалили
капитана промышленники. <...> Свежает вест, давит на лед, и вот <...>
Николай_Исаич_Пушкин.pdf
Борис Степанович Житков. Николай Исаич Пушкин
--------------------------------------------------------------------Книга:
Б.Житков. "Джарылгач". Рассказы и повести
Издательство "Детская литература", Ленинград, 1980
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 9 июня 2002 года
--------------------------------------------------------------------Стоят
на пристани пассажиры, ждут парохода.
- Вон, вон, кажется, "Пушкин" идет.
Отвечают портовые люди:
- Правильно, это Стратонов.
Пассажиры:
- "Пушкин" ведь?
- Ну да: Николай Исаич.
Пассажиры переглядываются - вот неучи какие моряки: не знают, что
Пушкин - Александр Сергеич. Николай Исаич Пушкин! Вот дураки-то.
А Николай Исаич стоит на мостике "Пушкина", глядит в бинокль и рявкает
из бороды:
- Права... еще права. Так, так держать!
И знает Николай Исаич, что весь "Пушкин", от верхушки мачты до днища, -
все это он - Николай Исаич. И что когда посадит он "Пушкина" на мель, никто
не скажет: "Пушкин" напоролся, а прямо будут говорить:
- Николай Исаич на мель сел. Стратонову скулу помял... пять футов воды
в трюме.
Сам все эти пять футов воды ртом бы выпил, и пусть бы обе скулы, всю бы
морду ему разворотили, с радостью дал бы Николай Исаич, лишь бы не было
такого греха.
И так вот всякий капитан.
Потому и говорят: "Ерохин снялся; Федор с моря идет".
А в "Федоре" этом - десять тысяч тонн, и на носу накрашено: "Меркурий".
Я сам это понял только тогда, когда первый раз посадил парусник. Дело
было просто. Шел я в свежую погоду у
Тендры, ночью. Помощник мой вахту
стоял. Вот по времени должна уж быть Тендра. А это, надо сказать, песчаная
коса, ее и днем-то за двести саженей можно не увидеть. Я вышел и слышу: не
та зыбь, метет прибой, россыпи слышно.
Я говорю помощнику:
- Сейчас в Тендру вопремся, уваливайтесь под ветер.
А он говорит:
- Приведите к ветру, лот брошу.
То есть чтоб я поставил судно против ветра, а он смерит, сколько
глубины!
А привести к ветру - это выходит с ходу еще сажень двадцать пролететь к
берегу.
- Приведите! - кричит помощник.
- На вашу голову?
- Ладно. - И побежал он с лотом на бак.
Я привел, и еще ходу не потеряли, как ткнуло в грунт и дрогнуло все
судно. Подняло зыбью и ударило дном. У меня душа оборвалась.
Потом на берегу спрашивали:
- Ты под Тендрой сидел?
- Да, понимаешь, помощник...
Все усмехаются, отворачиваются. Никто настоящего слова не сказал. Отец
только мне сказал это слово, да его не напечатают. И верно. А помощнику что?
Сидел-то ведь не он, а я.
И с тех пор я уже накрепко понял: не судно ходит, а капитан. Не судно
гибнет, а...
Вот тут-то я вам и расскажу недавний случай с моим другом-приятелем.
Дело было так.
Ледокол промышлял во льдах в Белом море. Промышлял, то есть у него на
борту было душ полтораста промышленников, и ледокол лазил меж льдов по
свободной воде, шел туда, где залег зверь. Капитан был молодой, лет тридцати
пяти мужчина. Промышленники его любили за то, что с ним пойдешь - всегда
удача. Зверя было "балго", и набили на льдине тюленей - беда сколько. Били и
отстать не могли, в раж вошли люди от крови и от удачи. Такая жара пошла,
что капитан сам не выдержал, сбежал на лед и садил багром тюленьи головы.
- Эх, здорово капитан завел, - красные, в поту и в крови, хвалили
Стр.1