П. В. Засодимский
Темные силы
Повесть
Русские повести XIX века 60-х годов. Том первый
М., ГИХЛ, 1956
OCR Бычков М. Н.
Посвящается Николаю Васильевичу Шелгунову1
1 Посвящения, с которыми мои повести первоначально печатались в журналах, я нашел нужным
сохранить и здесь. (Прим. автора.)
I
Злая пародия на нечто доброе
В большом губернском городе, Болотинске, жил еще недавно у церкви Егорья столяр Никита
Петров, по прозванию "Долгий". Уже двадцать лет Никита нанимал две сырые, грязные каморки у
егорьевского священника. Дом священника стоял в одном из тех переулочков, которые не мостятся,
освещаются только сиянием небесных светил и в которых косматые дворняжки служат по ночам
единственными блюстителями общественной безопасности.
Происходил Никита из мещанского сословия и занимался столярным ремеслом. Унаследовав от
отца своего столярное заведение, он кое-как кормился им, пополам с грехом прокармливал и свою семью -
- жену с детьми.
Никите стукнуло уже за пятьдесят, и он выглядел высоким, сгорбленным, вечно понурым
стариком, с лицом худощавым и бледным, освещавшимся впалыми серыми глазами. Его задумчивые глаза
подозрительно и холодно смотрели на мир, и сияло ли солнце над миром, тучи ли заслоняли небо и
нагоняли темноту, -- глаза его не загорались, не тускли, но попрежнему недоверчиво всматривались в
окружающее, как в стан враждебных ему сил. Вечером, бывало, когда он, по обыкновению, сгорбившись
и нахмурив густые брови, стоял над станком с инструментом в руке, а пламя сальной свечи
колеблющимся, неровным светом обдавало Никиту и его убогое жилье, -- тогда можно было подумать,
что не тихо, не довольно, не мирно протекла жизнь столяра: недаром на грубом лице, изборожденном
морщинами, мелькали проблески неясных, неоконченных дум, нерешенных вопросов, следы затаенной
борьбы и раздраженья. И думалось: не была ли вся его жизнь рядом темных вопросов без ответов?..
Редкие клочья седых волос падали на лоб, впалые щеки от жалкого освещения казались бледнее полотна,
с тонких, крепко сжатых губ готово было сорваться злое, бранное слово, слово досады или вздох... Войдя
в грязную, душную мастерскую Никиты, читатель тотчас же почувствовал бы, что он находится в
присутствии одного из тех угрюмых людей, живущих впрохолодь и впроголодь, для которых жизнь на
белом свете представляется не веселее вечной каторги... И действительно, радостей не было в жизни
Никиты, не было ничего из того, что красит жизнь и заставляет ее любить; он отбывал жизнь просто как
тяжелую работу.
Всего на все только один светлый денек помнит Никита -- один денек из прожитых им пятидесяти
лет, да и то помнит неясно и смутно, потому что тот день далеко, так далеко, что его словно переживал не
Никита, а кто-то другой, так далеко, что столяру иногда кажется, будто бы он во сне видел такой
приятный день...
Раз о пасхе отец водил его -- тогда еще малого ребенка -- на колокольню; отец звонил, Никита
тоже дергал какую-то веревочку. Колокольный звон разносился в весеннем воздухе весело и радостно,
весело и радостно билось Никитино сердце... Звон глушил Никитку, но Никитке было очень хорошо.
Вдали, на горизонте, тянулись леса; ясное, прозрачное небо кротко синело над городом, над полями и
лесами; яркое апрельское солнце лило на землю потоки света и тепла,-- и Никитка, стоя на колокольне,
Стр.1