Георгий Шенгели
Киммерийские Афины
Максимилиан Волошин. Стихотворения. Статьи. Воспоминания современников.
Составление, вступительная статья, подготовка текста и комментарии З. Д. Давыдова, В. П.
Купченко
М., "Правда", 1991
OCR Бычков М.Н.
I
В бронзовых смуглых горах, которыми разбежался по направлению к Феодосии крымский
хребет, распласталась горсточка белых дач: Коктебель.
"Киммериан печальная область": сожженные, все в щебне и выветренных сланцах долины,
костистые пики и цирки северных возвышенностей, изгрызанный вулканический массив Карадага,
лесистый глобус Святой горы и напряженный гигантский трехгранник Сююрю с юга -- точно клочок
лунной поверхности, упавший на землю. Геометрия и зной. И ветры с северо-востока, из Средней Азии,
из Туранских пустынь.
Если пейзаж Малороссии -- идиллия и эклога -- пейзаж средней, дворянской, России, то
коктебельские излоги и лукоморья -- героическая поэма.
Тысячелетнее борение космических сил здесь вылилось наружу, оцепенело в напряженном
равновесье. И припасть к разверстым недрам трагической земли так же отрадно, как омыться
гекзаметрами Гомера и сгореть вместе с градом копьеносца Приама.
И Коктебель, как магнитные горы аравийских преданий, влечет к себе художников: мрамора,
кисти, слова. В изломах окрестных хребтов покоятся профили: Жуковского, Пушкина, Северянина,
Волошина, Гомера,Шиллера.
И сами улицы поселка окружены: "улица Тургенева", "улица Чехова". И белые домики
принадлежат: Григорию Петрову, Максиму Горькому1, поэтессе Аллегро -- П. C. Соловьевой, сестре
Владимира Соловьева, Максимилиану Волошину. И каждое лето полны эти домики: Алексей Толстой,
Мандельштам, Ходасевич, Городецкий,Шервашидзе, Богаевский, Евреинов,Шаляпин, Гиппиус, Герцык,
Гумилев, Парнок -- все побывали тут2.
Коктебель -- республика. Со своими нравами, обычаями и костюмами, с полной свободой,
покоящейся на "естественном праве", со своими патрициями -- художниками и плебеями -"нормальными
дачниками".
И признанный архонт этой республики -- Максимилиан Волошин. Хорошо в его скромном
дворце. Вы поднимаетесь по легкой деревянной лестнице, где вас дружелюбно облаивает лохматый
Аладин, и входите в башню-"мастерскую". Хоры вокруг стен, многоэтажная библиотека, пестрые
драпировки вперемежку с акварелями и японскими эстампами, в глубокой нише-"каюте" -- гипсовая
голова царевны Таиах, на многочисленных полках -- кисти и краски, куски базальта и фантастические
корневища, выбрасываемые морем. Никого.
-- Сюда,-- раздается сверху голос.
Преодолеваете внутреннюю лестницу и входите в кабинет. Гипсовые Пушкин и Гоголь, маски
Гомера, Петра, Достоевского, Толстого. Химеры с Нотр-Дам. И вновь книги. С уютной софы (их
множество) подымается невысокий грузный человек. Темно-рыжие поседелые волосы, сдержанные
ремешком, синий античный хитон, сандалии. Внимательные серые глаза. Из-под подрезанных усов -нежный
женский рот: Волошин.
Начинается беседа. Внимательно выслушивая партнера, принимая все его положения, Волошин
незначительными поправками доводит его до согласия с собой. И тогда -- изумительный гейзер знаний,
своеобразнейшие сопоставления и сближения; вырастает стройная система воззрений на мир, на
человека, на искусство. Потом становится парадоксальной. И вы теряете отчетливое представление:
серьезно ли говорят с вами? Из-под непроницаемой брони логики сквозит все время легкая усмешка.
Стр.1