М. Н. Волконский
Князь Никита Федорович
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
"Ты защищал, Господи, дело души моей, искуплял жизнь мою".
"Плач Иеремии", гл. III, ст. 58.
I
МИТАВА
По воле государя князь Никита Федорович Волконский был записан в Преображенский полк и
отправлен в числе других молодых людей за границу для обучения разным наукам и искусствам. Он
безостановочно ехал морем от Петербурга до Риги, откуда должен был продолжать путешествие на
лошадях, направляясь в Курляндию, на Митаву.
Два года тому назад Рига, сдавшаяся русскому оружию, вошла уже в состав Российской империи,
и, согласно данному царем приказанию ни минуты не останавливаться в пределах России, Никита
Федорович не мог мешкать в этом городе. Только в Митаве мог он отдохнуть.
Он остановился здесь у товарища своего детства Черемзина, занимавшего, по своему
придворному положению, небольшую квартиру в самом замке Кетлеров, служившем резиденцией
герцогини Курляндской.
Черемзин, разбитной молодой человек, побывавший за границей, в Париже, живо впитал в себя
верхи европейской образованности и покрылся лаком внешнего приличия, созданного щепетильным
этикетом блестящего двора Людовика XIV. Это было все, что он вынес из своего пребывания за
границей; впрочем, он привез с собою оттуда также несколько ящиков книг, красиво переплетенных, но
не прочитанных.
На другой же день своего приезда в Митаву Волконский побывал у русского резидента в
Курляндии Бестужева, силою царя Петра управляющего всем герцогством, согласно воле своего
государя.
Бестужев, к которому у князя Никиты было рекомендательное письмо из Петербурга, принял его
ласково, пригласил к себе на обед, расспросил о петербургских знакомых, о государе, о дворе и тут же
представил своей дочери Аграфене Петровне.
В гостиной Бестужева пахло какими-то очень сильными, должно быть, восточными курениями,
стояла золотая мебель, обитая голубым штофом, и блестел, как зеркало, вылощенный, натертый воском
паркет. Князь Никита видал роскошь, видал богатые дома в Петербурге, недавно выросшем на болотах, и
в Москве, но там было все далеко не то, что здесь. Не было этой блестящей чистоты, отделанности,
законченности и вместе с тем кажущейся простоты.
Молодая хозяйка дома тоже казалась вовсе не похожею на тех, вечно робевших и боявшихся
взглянуть, не только говорить, молодых девушек, полных и румяных, которых Никита Федорович видал
до сих пор. Бестужева не только не робела пред ним, но, напротив, он чувствовал, что сам. с каждым
словом все больше и больше робеет пред нею и не смеет поднять свои глаза, глупо уставившиеся на
маленькую, плотно обтянутую чулком, точеную ножку девушки, смело выглянувшую из-под ловко
сшитого шелкового платья.
Волконский не знал, как и вовремя ли он встал, поклонился и вышел осторожно, чтоб не
поскользнуться, ступая по паркету. Выходя, он решил, что больше не поедет к Бестужеву.
-- Ты понимаешь,-- сказал он в тот же вечер Черемзину,-- что мне здесь у вас не нравится?
Видишь ли, воли нет, простора, все тут сжато. Вот и дома. Они, пожалуй, и больше наших московских, а
Стр.1