В. Вересаев
Euthymia
(Эйтемия)
Рассказ
Насмешка судьбы соединила друг с другом самого счастливого человека с самым несчастным.
Леонид Александрович Ахмаров был талантливейший инженер-строитель, один из лучших
советских архитекторов. Каждая его постройка вызывала шум и разговоры. Она была оригинальна, ни на
что прежнее не похожа и покоряла красотою, жадною любовью к жизни и мужественностью духа.
Начинала светиться душа, когда глядел человек на благородные линии его зданий, на серьезную, чисто
эллинскую радостность их, осложненную современною тонкостью и сложностью. Леонид
Александрович много зарабатывал. Был красив, молод, здоров. Прекрасный теннисист и конькобежец.
Во всем ему сопутствовала удача.
Жена его Люся была собранием множества болезней и множества несчастий. Восход ее жизни
был ярок и многообещающ. Студенткой университета она была принята в студию Станиславского, там
все носили ее на руках. Станиславский повсюду говорил торжествующе, что появилась в Советском
Союзе первоклассная трагическая актриса с огромным темпераментом. И вдруг все оборвалось. У Люси
открылся туберкулез кишечника. Рухнули надежды на артистическую дорогу. У ней много было и еще
болезней. Прирожденное сужение аорты. Рвущие мозг мигрени, доводившие почти до помешательства.
Сколько она проглотила пирамидона, фенацетина, кофеина! И только незадолго до смерти выяснилось,
что мигрени вызывались скрытою малярией, не разгаданною врачами. Все почти время Люся проводила
в постели. А была при этом полна огромной энергии, не имевшей приложения. Изнывала от страстной
жажды материнства, но врачи запретили иметь детей.
Оба они сильно и прочно любили друг друга.
Машина мягко неслась по гудронированному шоссе дачного поселка. Леонид Александрович
возвращался из Москвы с дневного диспута в Политехническом музее об его последней постройке -Всесоюзном
Дворце физкультуры. Нападали, защищали, но в том сходились все,-- что это будет одно из
замечательнейших зданий Москвы, что оно, пожалуй, даже знаменует нарождение в архитектуре нового,
советского стиля. Потом был банкет. Голова кружилась от шампанского и восхвалений. Дубы и сосны
просеки чернели высокою стеною, закрывая заходящее солнце. Как всегда после временного отсутствия,
все вокруг было по-новому мило, неожиданно, значительно.
Машина въехала в ворота дачи. В саду, около куста цветущей жимолости, лежала в гамаке Люся
и смотрела на заходящее солнце. Лицо у нее было бледное и страдающее. Она медленно перевела глаза
на входившего в сад мужа и встрепенулась.
-- Ну, иди скорей, рассказывай!
Расспрашивала о всех подробностях диспута, жадно глядя огромными черными глазами,
расспрашивала серьезно и требовательно. Леонид Александрович сидел возле гамака на березовом пне,
рассказывал, а в душе было горько: в какой он живет яркой, интересной жизни, а она тут вяло прозябает
в одиночестве и непрерывных страданиях.
Кончил рассказывать, припал головою к ее плечу.
-- У тебя очень страдающее лицо. Плохо тебе? Она нетерпеливо повела плечами.
-- Это совсем неважно!-- И оживилась.-- Знаешь, я сейчас лежала и смотрела вон туда. Березы
стоят огромные, тихие-тихие. Зелень под солнцем такая яркая, зеленая до невероятности! И как будто все
замерло в благоговении. Как хорошо! Какая красота!-- повторяла она в упоении.-- И воздух какой,
вдохни всею грудью! Ой, Леня, как у нас тут хорошо!.. И... ой-ой! Смотри-ка, Анна Павловна идет гнать
меня домой!
По дороге шла, подергивая головою, худенькая старушка и лукаво улыбалась.
-- Людмила Александровна, солнце садится, нужно домой.
-- Да уж вижу, идете отравлять мне жизнь!.. Ох, Леня, какая это отравительница жизни, если бы
ты только знал!.. Ну, что ж делать! Нужно идти.
Анна Павловна сконфуженно улыбалась, и кожа темени светилась сквозь седоватые, очень
редкие волосы.
Пошли к дому. В цветнике к вечеру сильно пахло левкоями и резедой. На застекленной террасе
кипел самовар. Анна Павловна села к нему.
Стр.1