Викентий Викентьевич Смидович
(В.Вересаев)
Автобиографическая справка
----------------------------------------------------------------------Сочинения
в четырех томах. Том I. Повести. В тупике: Роман.
М.: Правда, 1990. Составление Ю.Фохт-Бабушкина.
Иллюстрации художника И.И.Пчелко.
На фронтисписе: портрет В.В.Вересаева работы Г.С.Верейского.
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru, http://zmiy.da.ru), 03.02.2005
----------------------------------------------------------------------русская.
Кровь во мне вообще в достаточной мере смешанная: мать отца была
немка, дед моей матери был миргородский
Я родился в Туле, 4/16 января 1867 года. Отец мой был поляк, мать -
хохол, его жена, моя прабабка -
гречанка. Род Смидовичей - польский дворянский род. Дед мой, Игнатий
Михайлович, принимал участие в польском восстании 1830 - 31 г., имение его
было конфисковано. Умер он в бедности, оставив большую семью без средств.
Отец мой был врач. Он пользовался в Туле большою популярностью как врач
и общественный деятель. Был он человек широко и разносторонне образованный,
особенно в области естественных наук, истории, философии и богословия. У
него была своя домашняя химическая и бактериологическая лаборатория, ценная
минералогическая коллекция; из года в год он аккуратно вел метеорологические
наблюдения, много работал по статистике (есть ряд печатных работ). При
других условиях, думаю, из него вышел бы незаурядный ученый. Единственная
область, к которой он всегда относился с полнейшим равнодушием, было
искусство и, в частности, изящная литература. Он, например, серьезнейшим
образом ставил исторические романы Шардина выше "Войны и мира". В молодости
отец был материалистом, но с тех пор
как я его помню, был человеком
верующим, глубокорелигиозным. Очень религиозна была и мать.
Семья наша была большая (8 человек детей, с умершими в детстве - 11,
я - второй по счету) и очень "удачная". Отношение к детям было мягкое и
любовное, наказаний мы почти не знали. Воспитывались в строго религиозном,
православном духе, постились сплошь все посты и каждую среду и пятницу. Жили
очень замкнуто, в гости ходили редко, только на святках и на Пасхе. У отца
был свой дом на Верхне-Дворянской улице, и при нем большой сад. Этот сад был
для нас огромным, разнообразным миром, с ним у меня связаны самые светлые и
поэтические впечатления детства. Летом мы жили в деревне у дяди-помещика.
Когда мне было лет четырнадцать, отец купил небольшое имение под
Лаптевом, верстах в тридцати от Тулы. Лето я проводил там, помогал матери в
хозяйстве; целыми днями работал вместе с рабочими: косил, возил сено и
снопы, пахал, ел с рабочими и спал. Года через четыре имение было продано.
Учился я в тульской классической гимназии. Способности у меня были
хорошие, память редкостная. Учение давалось легко, и учился я старательно.
Был гимназистом типа "первых учеников", очень старался, чтобы при переходе
из класса в класс получить награду первой степени. Труднее всего давалась
математика, к которой всегда чувствовал отвращение; больше всего преуспевал
в древних языках.
В младших классах гимназии зачитывался Майн Ридом и Густавом Эмаром. Не
мог понять, как нравится Робинзон. С шестого класса начал читать
Добролюбова, Милля, Бокля, позднее - Писарева, чему отец очень не
сочувствовал. Начался религиозный перелом, давшийся мне очень тяжело. Много
было споров с отцом, получился ряд конфликтов с родителями из-за отказа
моего ходить в церковь. К гимназическим успехам охладел, предпочитал читать
для себя; но учение по инерции шло хорошо, и кончил я курс с серебряною
медалью.
13 - 14 лет начал писать стихи. Много переводил из Кернера и Гейне.
Любимыми поэтами были Лермонтов и Алексей Толстой; Пушкина "презирал".
Прозаиком любимым был Гоголь, позже - Тургенев.
Кончил гимназию в 1884 году, 17-ти
лет, и поступил в петербургский
университет, на историко-филологический факультет; шел по историческому
отделению. С теплым чувством вспоминаю проф. А.В.Прахова, со страстью и
блеском читавшего историю греческого искусства, и проф. В.Г.Васильевского,
известного византиста, читавшего среднюю историю; читал он тихо и монотонно,
не ослеплял широкими картинами и обобщениями, которые приходилось бы брать
на веру; но умел заставить слушателей самостоятельно думать и разбираться в
Стр.1