Вельтман А. Ф. Воспоминания о Бессарабии // Пушкин в воспоминаниях современников. -- 3-е
изд., доп. -- СПб.: Академический проект, 1998. -- Т. 1--2.
Т. 1. -- 1998. -- С. 272--284.
http://feb-web.ru/feb/pushkin/critics/vs1/vs1-272-.htm
А.Ф. Вельтман
Воспоминания о Бессарабии
Сия пустынная страна
Священна для души поэта:
Она Державиным воспета
И славой русскою полна.
Еще доныне тень Назона
Дунайских ищет берегов...
Пушкин, "Баратынскому. Из Бессарабии"
Когда приостановишься на пути и оглянешься назад, сколько там было света и жизни в
погасающем, сумрачном отдалении, сколько потеряно там надежд, сколько погребено чувств! Теперь и
тогда, здесь и там ... Сколько времени и пространства между этими словами! И все это населено уже
бесплотными образами, безмолвными призраками!
Когда пронеслась печальная весть о смерти Пушкина, вся прошедшая жизнь его воскресла в
памяти знавших его, и первая грусть была о Пушкине-человеке. Все перенеслось мыслию в прошедшее, в
котором видело и знало его, чтобы потом спросить себя: где же он? Я узнал его в Бессарабии...
Когда я приехал в Кишинев, это был уже не тот город, который я оставил за два или за три месяца.
Народ кишел уже в нем. Вместо двенадцати тысяч жителей тут было уже до пятидесяти тысяч на
пространстве четырех квадратных верст. Он походил уже более на стечение народа на местный праздник,
где приезжие поселяются кое-как, целые семьи живут в одной комнате. Но не один Кишинев наполнился
выходцами из Молдавии и Валахии; население всей Бессарабии, по крайней мере, удвоилось. Кишинев
был в это время бассейном князей и вельможных бояр из Константинополя и двух княжеств; в каждом
дому, имеющем две-три комнаты, жили переселенцы из великолепных палат Ясс и Букареста. Тут был
проездом в Италию и господарь Молдавии Михаил Суццо; тут поселилось семейство его, в котором
блистала красотой Ралу Суццо; тут была фамилия Маврокордато, посреди которой расцветала Мария,
последняя представительница на земле классической красоты женщины. Когда я смотрел на нее, мне
казалось, что Еллада, в виде божественной девы, появилась на земле, чтобы вскоре исчезнуть навеки.
Прежде было приятно жить в Кишиневе, но прежде были будни перед настоящим временем. Вдруг стало
весело даже до утомления. Новые знакомства на каждом шагу. Окна даже дрянных магазинов обратились
в рамы женских головок; черные глаза этих живых портретов всегда были обращены на вас, с которой бы
стороны вы ни подошли, так как на портретах была постоянная улыбка. На каждом шагу загорался
разговор о делах греческих: участие было необыкновенное. Новости разносились, как электрическая
искра, по всему греческому миру Кишинева. Чалмы князей и кочулы бояр разъезжали в венских колясках
из дома в дом, с письмами, полученными из-за границы. Можно было выдумать какую угодно нелепость о
победах греков и пустить в ход; всему верили, все служило пищей для толков и преувеличений. Однако
же, во всяком случае, мнение должно было разделиться надвое: одни радовались успехам греков, другие
проклинали греков, нарушивших тучную жизнь бояр в княжествах. Молдаване вообще желали успеха
туркам и порадовались от души, когда фанариотам резали головы, ибо в каждом видели будущих
господарей своих. Между тем в саду выстроилась зала клубная, в которой победа была всегда на стороне
военных, а в зале Крупенского открыли театр немецкой труппы актеров, переселившейся из Ясс, которая
продекламировала нам всего Коцебу, причем не были упущены, к удовольствию публики, и балеты.
Между тем в Молдавии дела шли очень плохо; у главнокомандующего греческих войск не было
войска, у начальника его штаба не было текущих дел. В составляемую Ипсиланти гвардию, под именем
"бессмертного полка", шли только алчущие хлеба, но не жаждущие славы; весь же боевой народ -арнауты,
пандуры, гайдуки, гайдамаки и талгари -- нисколько не хотел быть в числе бессмертных и
носить высокую мерлушковую кушму (шапку), украшенную Адамовою головой. Им не нравилось
управление штаба и гораздо было привольнее в шайках Йоргаки Олимпиота и Тодора Владимиреско,
Стр.1