Леся Украинка
Заметки о новейшей польской литературе
Оригинал здесь: Всё про Лесю Украинку.
Под словами "польская литература" подразумевается обыкновенно польская беллетристика, и это
не без основания: до сих пор в польской литературе беллетристика играет главную, руководящую роль. В
силу особых условий жизни польские писатели издавна должны были себе усвоить или "язык богов", или
эзоповский, если хотели, чтобы "имеющие уши" их слышали, поэтому поэтический памфлет и
художественная полемика нигде не достигли такого совершенства, как именно в польской литературе.
Замечательный пример соединения самой высокой поэзии и самой страстной публицистики мы
видим во всей литературной деятельности Мицкевича и его современников. Необычайное развитие и
серьезное значение польской изящной литературы настолько поражает воображение польской критики,
что ей очень трудно бывает отрешиться от дифирамбического, преувеличенного тона, особенно по
отношению к романтическому периоду родной поэзии. Даже у такого серьезного и добросовестного
критика-ученого, как г-н Хмелевский, оценка нередко превращается в славословие, которое у критиковдилетантов
положительно не имеет пределов. Так, например, в одном критическом очерке [Wanda. Idea?y
romantycznej poezyi polskiej. - Poznan, 1899] проводится мысль, что истерия человеческого духа знает
только два чуда: древнегреческую классическую литературу и польскую романтическую поэзию.
Греческая литература является чудом, так как она вполне самобытна, независима от каких бы то ни было
посторонних влияний; польская романтическая поэзия, хотя далеко не так самобытна, но может быть
названа чудом, потому что ее расцвет не только не соответствовал окружавшим ее условиям жизни, но
прямо противоречил им: эта поэзия расцвела вдруг, на развалинах классицизма, среди литературного
застоя и всеобщей спячки. Едва ли надо еще опровергать суждение о безусловной независимости
греческой литературы от посторонних влияний; что же касается второго "чуда", появления польской
романтики на руинах классицизма, то тут именно вспоминается пословица немецких ученых: "В том-то и
чудо, что на свете нет чуда". Везде в Европе романтизм вырос на руинах классицизма, везде он являлся
протестом личности против инертной или угнетающей среды, везде, наконец, он носил ясно выраженный
национальный характер при всех своих аспирациях к экзотизму и космополитизму. Польская романтика
не составляла исключения.
Катастрофа 1861 г., поколебав идеалы, возвеличенные романтикой, нанесла ей страшный удар. С
трудом оправившись от тяжелых и болезненных разочаровании, польское общество заговорило о том, что
пора освободиться от неограниченной власти поэзии, так как она не может служить надежным маяком, а
скорее похожа на блуждающий огонь, сбивающий с пути и ведущий к погибели; что спасение не в мечтах,
как бы ни были они возвышенны, а в "органическом труде" на пользу родной страны. Литература
подхватила этот новый лозунг - "органический труд" (praca organiczna), и вот, вместо неограниченной
власти поэзии, наступило иеограниченное царство прозы: публицистика заняла более независимое
положение, повесть и роман, до тех нор почти неизвестные в польской литературе, стаяв быстро
развиваться. Вслед за Крашевским, работавшим и до [18]60-х гг., но в одиночестве почти абсолютном,
стали появляться на поле польской изящной прозы все новые и новые силы. Место романтических героев,
поэта, пророка, рыцаря, политического заговорщика, заняли новые герои, пионеры "органического труда"
- инженер, механик, агроном, ученый, наконец, благодетельствующий миллионер и обожаемый
крестьянами крупный землевладелец.
Беллетристика стала так же часто вторгаться в область науки, как прежде поэзия вторгалась в
область публицистики. Писатели полемизировали многотомными романами и пятиактными драмами за
или против Дарвина, О. Конта, Спенсера, "позитивизмом", "реализмом" или гордились, или бранились все
писатели и их герои. Такое брожение умов и увлечение научными проблемами охватывало тогда всю
Западную и Восточную Европу, но в Польше, благодаря особым условиям, оно выразилось совершенно
оригинально: в то время как во всей Европе новое умственное движение вызывало движение
политическое, наклонность к новаторству, более или менее решительному, в Польше именно позитивисты
и реалисты являлись противниками всяких "теорий катастроф" в политике; эти теории были гораздо более
по сердцу ультрамонтанам и патриотам старого закала, знать не хотевшим Дарвина, Конта и Спенсера и
упревавших "молодых" в подрывании патриотических традиций, в отречении от национальных идеалов.
Борьба "отцов и детей" в польском обществе и литературе проявлялась именно в том, что отцы бранили
детей за умеренность и аккуратность, а дети упрекали отцов в легкомыслии и расточительности своих
собственных и народных сил. Только в среде австрийских поляков споры отцов и детей носили характер
Стр.1