Иван Сергеевич Тургенев. Несчастная
---------------------------------------------------------------------------Cобрание
сочинений в десяти томах.
Гослитиздат, Москва, 1961
OCR Конник М.В.
---------------------------------------------------------------------------...Да,
да,-начал
бы возобновлять их в
рассказать. Слушайте.
дал вам
Петр Гаврилович,-тяжелые то были дни... и не хотелось
памяти... Но я
обещание; придется все
I
Я жил тогда (зимою 1835 года) в
Москве, у
тетушки, родной
время он так
сестры
покойной матушки. Мне было восемнадцать лет: я только что перешел со второго
на третий курс "словесного" факультета (в то
Московском университете. Тетушка
гостиной
раскладывала пасьянс и то и дело приказывала покурить. Компаньонки
переднюю, несколько минут спустя старый слуга в
медный таз с пучком мяты
на раскаленном кирпиче
отворачивался, а канарейки
в столовой
с двумя компаньонками, кушала цветочный
ливрейном
назывался) в
моя была женщина тихая и кроткая, вдова.
Она занимала большой деревянный дом на Остоженке, теплый-претеплый, каких, я
полагаю, кроме Москвы нигде не найдешь, и почти ни с кем не видалась, сидела
с утра до вечера в
чай,
бежали в
узким половикам, поливал ее уксусом. Белый пар обдавал его сморщенное лицо,
он хмурился и
и, торопливо выступая
так и
раздраженные шипением курева.
Тетушка очень любила и баловала меня, круглого сироту. Она отдала
в полное мое распоряжение. Меблированы были
антресоль
кисейный
полог с
голубыми
помпончиками возвышался над
трещали,
весь
изящно, уж вовсе не по-студенчески: в спальне красовались розовые занавески,
и
помпончики меня, признаюсь, несколько смущали: по моему понятию, подобные
"нежности" должны были уронить меня в глазах моих товарищей. Они и без
прозвали меня институткой: я никак не мог
заставить себя курить
Тетушка подарила мне широкие генеральские сани с мед-вежьею полостью и пару
откормленных вяток. "Благородные" дома я посещал редко, но в театре был как
свой - и пропасть поедал пирожков
бесчинств
себе
не
позволял
и вел себя скромно, "en
maison" 1. Я бы ни за что не согласился огорчить мою добрую тетушку; к
же и кровь у меня довольно спокойно обращалась в жилах.
II
Я с ранних лет пристрастился к
играл недурно.
Однажды
продолжительной шахматной
белокурый молодой человек лет
вас есть
мои комнаты весьма
кроватью. Эти
того
табак.
Занимался
я, что греха таить, плохо, особенно в начале курса: много выезжал.
по кондитерским. Со всем тем я никаких
jeune homme de bonne
тому
фраке приносил
по
в кофейной
шахматам; о теории не имел • понятия, а
мне пришлось быть
свидетелем
баталии между
двадцати
способность к
двумя игроками, из которых один,
пяти, мне показался сильным. Партия
кончилась в его пользу; я предложил ему сразиться со мной. Он согласился...
ив течение часа разбил меня, шутя, три раза сряду.
- У
игре,- промолвил
он
вероятно заметив страдание моего самолюбия,- но вы дебютов не знаете. Вам
надо книжку почитать, Аллгайера или Петрова.
- Вы думаете? Но где могу я такую книжку достать?
- Приходите ко мне; я вам дам.
Он назвал себя и сказал, где квартирует. На другой день
нему, а неделю спустя мы уже почти не расставались.
я отправился к
III
Нового знакомца моего звали Александром Давыдовичем Фустовьш. Он жил у
своей матери, довольно
флигельке, на полной свободе, так же как я у тетушки. Он числился на службе
по министерству двора. Я привязался к нему искренне. В
золотисто-голубыми
глазами, с
богатой женщины, статской советницы, в отдельном
жизни моей я еще не
встречал молодого человека более "симпатичного". Все в нем было миловидно и
привлекательно: его стройная фигура, его походка, голос, и в особенности его
небольшое тонкое лицо с
отличался чрезвычайною ровностью и какою-то
приветливостью;
он никогда не задумывался, всегда был всем доволен; зато ни от чего
случае,
пожимаясь и
прищуривая
изящным, как бы
кокетливо вылепленным носиком, с неизменно-ласковою улыбкой на алых губах, с
легкими кудрями мягких волос над немного суженным, но белоснежным лбом. Нрав
Фустова
приятною, сдержанною
не
приходил в восторг. Всякое излишество, даже в хо1
Как юноша из хорошей семьи (франц.).
рошем чувстве, его оскорбляло: "Это дико, дико",- говаривал он в таком
чуть-чуть
удивительные же были глаза
у Фустова! Они
выражали
свои золотистые глаза. И
постоянно
участие,
благоволение и даже преданность. Я только впоследствии времени заметил, что
выражение его глаз зависело единственно от особенного
их склада, что оно не
менялось и тогда, когда он кушал суп или закуривал си-гарку. Аккуратность
учтивым голосом,
Стр.1